В плену удовольствия - Элизабет Торнтон
Ева развела руками:
— Не буду с вами спорить. Его имя так крепко засело в моей голове как имя злодея, что я нахожу почти невозможным это изменить. Но это не значит, что моё сознание закрыто для других возможных вариантов.
— Согласен. — Эш встал и протянул руку. — Мы уединились здесь слишком надолго. Давайте посмотрим, чем там занимается молодёжь.
* * *
А молодёжь — те, кто был молод годами или душой — самозабвенно танцевали. Стоя с Эшем на краю зала, Ева позволила своему взгляду блуждать по комнате. Она снова это делала: пыталась сосредоточиться на своём даре, как если бы он был компасом и мог указать ей на злодея. На Анджело.
Внезапно её сознание оказалось посреди урагана бурлящих эмоций — волнение, азарт охоты и предвкушение окончательной победы. На мгновение Ева решила, что находится в мыслях Анджело, но образ Софи Виллерз завладел всеми её чувствами. Помимо всего прочего, мисс Диаринг ощутила и ярость — ярость отвергнутой женщины — фурии, ищущей отмщения.
— Эш. — Эта фурия умышленно встала перед ним. — Я везде вас искала. — Её голос был беззаботным и дразнящим. — Ходят слухи, что вы устроили себе рай для повесы, собрав здесь собственный гарем из прекрасных леди.
Ева посмотрела на лорда Денисона. Она не могла сказать, о чем он думал. Его разум был для неё закрыт. Судя по выражению лица, тот отчасти скучал, отчасти был раздражён словами бывшей пассии.
— А вы?.. — спросила леди Виллерз, обращаясь к Еве.
— Я одна из гарема, — съязвила та и почувствовала, как прямо сквозь неё прокатилась волна раздражения.
— Прошу прощения, — непринуждённо произнёс Эш. — Я думал, вы знакомы друг с другом. Леди Софи, могу я представить вам мисс Диаринг? Ева, это леди Софи Виллерз.
Ева улыбнулась. Леди Софи тоже, но смотрела она алчущим взглядом только на Эша, размышляя, кто заменил её в роли его любовницы и делит теперь с ним постель.
Мисс Диаринг подумала, что следует оградить свой разум от этой леди, ведь подслушивать мысли невинных, ничего не подозревающих людей — бессовестно. Но оказалось, что легко быть добродетельной, когда нет искушения, а в данном случае оно было непреодолимым. Если у Эша есть любовница, Ева хотела знать, кто она такая.
Леди Софи не отрывала взгляд от лица лорда Денисона, и Ева видела его глазами другой женщины.
Эта кривая улыбка, по мнению мисс Диаринг добавлявшая ему очарования, приобрела лукавый, чувственный намёк. Его веки казались тяжелее, а глаза были полузакрыты, скрывшись за веером густых ресниц. Сердце Евы забилось немного быстрее. Леди Софи не разглядела в Эше Денисоне благородного, умудренного жизненным опытом человека. Она видела в нём соблазнителя, опасного хищника, как и она сама.
Губы леди Софи шевелились, но Ева не слышала банальных слов. Её посетило видение, в котором эта леди — если вообще можно было её так называть — предстала в одной лишь тонкой ночной сорочке, которая, спускаясь к пупку, ниже волнами облегала каждый чувственный изгиб. Картинка изменилась, когда женщина потянулась к Эшу и упала с ним на кровать! И что это была за кровать: огромное вульгарное ложе с тёмно-красными бархатными занавесями, украшенными золотой тесьмой и кистями. Они были в спальне леди Виллерз, и Ева переживала воспоминание, словно сама там находилась.
Это зашло слишком далеко. Ей необходимо вырваться отсюда. Единственной мыслью было сбежать и наполнить лёгкие чистым свежим воздухом.
Ева пробормотала первое, что пришло в голову, — что-то насчёт поисков мисс Клэверли, — и поспешила прочь. Она не знала, куда направляется, это было неважно. Её недостойное любопытство открыло ящик Пандоры. Казалось, ей сейчас станет дурно. Ева была задета, рассержена и совершенно унижена. С тем же успехом она могла бы быть мухой на стене — столько внимания эти двое ей уделили. Они видели только друг друга.
Мисс Диаринг была неспособна сейчас с кем-либо разговаривать, поэтому пересекла холл, оказавшись в маленькой передней, не имевшей, насколько она могла судить, никакого практического назначения. Едва она ступила в комнату, как почувствовала на своём плече чью-то руку. Испуганно вздохнув, она повернулась и оказалась лицом к лицу с Эшем.
— Ева, — произнёс он, — что, дьявол побери, в вас вселилось? Почему вы так быстро убежали?
Не успев подумать о разумности своих слов, Ева бросила:
— Я взяла за правило никогда не вставать между любовниками. Хотя моё присутствие и не заметили. Как там выразилась ваша любовница? Я всего лишь одна из гарема.
Его гнев был равен её.
— Нет, Ева. Это вы сказали. И Софи не моя любовница. Мы давным-давно разорвали наши отношения.
Так это было правдой. Всё, что она видела, было правдой. У неё рука чесалась отвесить ему пощёчину. Так и не сумев придумать достойного ответа, Ева молча смотрела на Эша.
Его глаза, сузившись, остановились на её лице.
— Я задаюсь вопросом, почему это должно вас волновать. Вы никогда не скрывали, что хотите держать меня на расстоянии. Я мог бы вам даже поверить, если бы не то представление, которое вы только что устроили перед Софи… что ж, это наводит на мысли.
— О чём? — спросила она, задрав подбородок.
— Вы ревнуете?
Ева не ревновала. Она была в ярости. Этот бессовестный распутник добился её расположения, и она безрассудно позволила себе забыть о том, кем он является. Недавно она от души посочувствовала ему, когда он рассказал трогательную историю о своём лишённом любви детстве. Она сомневалась, что у него есть кузина по имени Мораг. Какой же дурочкой Ева была, чтобы так обмануться. Эш любил женщин. Он знал, как доставить им удовольствие, как ухаживать за ними, как их соблазнять.
— Я была оскорблена, — спокойно ответила мисс Диаринг. — Леди Софи явно повторяла слухи. Если и окружающие думают так же — что вы скрываетесь здесь со своим личным гаремом, — то, может, вам самое время вернуться в ваши комнаты в «Грийоне».
— Она пошутила, Ева. Никто не воспринимает это всерьёз.
— Уверена, что выражу мнение своих подруг, сказав, что мы предпочитаем не становиться мишенью столь грубых шуток. — Она замолчала, осознав, что начинает говорить лицемерно.
Эш мимолётно коснулся рукой её щеки:
— Какая прелестная речь. О, уверен, что вы действительно так думаете, но ваше поспешное бегство от Софи породит больше грубых шуток, чем её замечание, которое, кроме нас двоих, никто не слышал.
Ева не хотела с ним спорить, не хотела с ним разговаривать. Ей необходимо было немного побыть одной, чтобы зализать раны без свидетелей.
