В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
Менялся Слава, менялся Миша, менялись и их отношения. Спустя шесть лет они уже не были юными студентами, которым кажется, что море по колено, а горы по плечо. Они окончили техникум, начали работать, Ярослав отслужил два года, а Михаил его дождался. Были хорошие воспоминания и плохие, были ссоры и обиды, ночи, полные страсти, и ночи, полные душевных разговоров. В общем, было всякое. Они уже не чувствовали, что в этом мире существуют только они вдвоем. Теперь они понимали, что не любую проблему можно решить поцелуями и объятиями. Некоторые обиды не загладить простым «Прости». И не все недопонимания легко обсудить и найти компромисс.
В 1974 году в их отношениях настал серьезный кризис. Ярослав только-только вернулся из армии: они не виделись два года, а в конце службы еще и почти не обменивались письмами. Но и после того, как Смирнитский демобилизовался, у них было не так много времени вдвоем, как им бы того хотелось. Точнее, не так много времени, чтобы залатать возникшие прорехи в их отношениях. Вот если бы у них была возможность жить вместе, то все могло бы сложиться иначе. Но увы… Вместо этого они были вынуждены скрывать свои встречи, как и всегда, поэтому часто оставались разочарованными и неудовлетворенными от этих коротких часов наедине.
После возвращения Ярослава каждое второе свидание заканчивалась ссорой. И все реже следующая встреча начиналась с бурного примирения. Теперь обычным делом были холодные приветствия и пустые отстраненные разговоры.
А тот роковой июльский вечер Михаил не забудет никогда. День, когда его жизнь окончательно свернула на те рельсы, по которым будет ехать ближайшие сорок лет, без возможности свернуть или остановиться.
Они поссорились накануне. И в этот раз тема была не пустяковой: Михаил сообщил, что будет поступать в столичный ВУЗ, чтобы заочно получить высшее образование. Но это означало, что у них станет еще меньше времени вместе, и Ярослава это не устраивало.
– То есть это твое окончательное решение? – спросил Смирнитский, крутя в руках незажжённую сигарету: Миша запретил курить в гараже. Учитывая, что ворота были закрыты, а вытяжка была, мягко говоря, слабенькой, требование было разумным. Но Славе все равно от стресса очень хотелось затянуться.
– Я долго об этом думал, и я считаю, что это самое лучшее время. Мне уже под тридцать лет…
– Тебе всего двадцать шесть! – перебил Ярослав.
– Да, спасибо, что помнишь, – неожиданно язвительно ответил Миша. – Так вот, мне уже за двадцать пять, я хочу развиваться дальше. Быть простым ремонтником – это не тот уровень, к которому я стремлюсь.
Они все время перемещались в небольшом пространстве гаража отца Михаила. Раньше это место ассоциировалось только с чем-то хорошим, пусть запретным, но томным и сладким. А теперь ни один из них не поднимал взгляда на старый матрас, все так же лежащий на верхней полке стеллажа.
– Меня не было два года, неужели ты не мог отучиться, пока меня не было? – почти без повышения голоса спросил Слава, хотя обвинение четко прослеживалось в его тоне.
– Я, конечно, умный, но не настолько, чтобы окончить пятилетнее обучение за два года, – Михаил устало потер ладонью лоб и в очередной раз поднялся со своего стула и стал ходить от стены к стене.
– Так хотя бы начать! – воскликнул Ярослав, и Гайдук резко остановился.
Прежде чем ответить на такую провокацию, он что-то посчитал в голове, а потом склонил голову немного на бок, как сова, и прищурил глаза:
– Думаешь, так было бы лучше? Я бы был на сессии, когда ты вернулся из армии. И мы бы смогли увидеться только спустя месяц! А еще, если ты не забыл, я эти два года помогал и поддерживал твою сестру!
Конфликт быстро развивался. Ярослав фыркнул при упоминании Гали, скрестил руки на груди и отвернулся. Михаил кивнул сам себе, довольный произведенным эффектом.
– Вот, значит, как… – злым шепотом уточнил Слава.
– Я просто говорю тебе правду. Я знаю, что не ты принимал решение идти в армию или нет, но ты принимал решение отстраниться от меня в последние полгода-год! – лицо Миши покраснело, и он закусил губу, чтобы не сказать лишнего. Ведь еще немного накала, и они перейдут на личности и взаимные оскорбления.
А вот Ярослав сдерживать себя не стал и очень скоро сорвался на крик:
– Да, армия – это не выбор, а долг. А вот твоя учеба – исключительно твое решение. И моего мнения ты, похоже, не спрашиваешь. Я просто хочу быть с тобой! Мне без разницы, будешь ты с высшим образованием или нет, станешь ты начальником или нет. Мне важно здесь и сейчас!
Слава не волновался, что кто-то подслушает их ссору: вряд ли в гаражном кооперативе были сплетники в такой поздний час.
– А мне вот есть разница, кем мне быть в будущем! Я хочу двигаться дальше, и я думал, что ты меня поддержишь! – в тон парню ответил Миша. – Ты же говорил, что мне нужно учиться, что я смогу…
– Сможешь! Вот только я после возвращения из армии не поехал в деревню к семье, чтобы провести с тобой больше времени! А ты собираешься…
– Я тебя об этом не просил! – перебил Михаил, закатив глаза. – Ты используешь меня, как отговорку, чтобы не общаться с родней. И не в первый раз, между прочим!
– А ты собираешься дважды в год уезжать на месяц на учебу в другой город, редкими свободными вечерами снова строчить конспекты и зубрить, – Слава продолжил свою мысль, не сбившись. – Когда мы будем видеться? И сколько? Раз в неделю? Или раз в месяц?!
Ярослав со всей силы ударил кулаками по удобному аккуратному столу, который они вместе сделали на замену тому кривому ужасу за авторством Миши. Стол заскрипел и пошатнулся, но парни этого даже не заметили.
– Вот сейчас мы видимся, и толку? – злобно прорычал Михаил.
Он отошел аж к противоположной стене гаража: он не мог быть рядом со Славой, когда они ссорились. С одной стороны, он боялся, что, несмотря на пацифистское мировоззрение, разозлится настолько, что ударит
