В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
– Скажи честно, ты был бы готов пойти в тюрьму из-за меня? – тихо-тихо, хриплым шепотом спросил Миша, не разрывая зрительного контакта, а Ярослав покачал головой, не в силах соврать любимому человеку, не в таком вопросе. Миша грустно улыбнулся, не ожидая другого ответа, а затем твердо и уверенно ответил на свой вопрос сам: – А я готов.
Слава хотел было что-то сказать, но Михаил остановил его, подняв ладонь перед его лицом. Он больше не держал руки Славы в своих руках.
– Иди домой, Слава. Мне надо побыть одному. Увидимся завтра в клубе.
И Ярослав вышел из гаража в темную ночь, тихо прикрыв за собой дверь, так и не сказав трех важных слов в ответ. Ничего больше не сказав в тот вечер, чтобы защититься или оправдаться. Чтобы как-то уменьшить боль своего любимого.
Михаил остался один, чтобы подумать. Потом это станет для него привычным состоянием: одинокий и задумчивый.
Сколько раз Михаил ругал себя за то, что прогнал Ярослава в тот вечер? Едва ли не каждый день. Но откуда он мог знать, что «завтра» его жизнь изменится окончательно и бесповоротно? К сожалению, у Миши не было возможности заглянуть вперед, чтобы знать, чтобы исправить то, что сделано. А потом было уже слишком поздно.
***
2019 г., зима
Входная дверь с тихим щелчком закрылась, отрезая дом от остального мира. Михаил, все так же подстраховывая еще немного шатающегося Ярослава, помог ему разуться и разулся сам.
– Не понимаю я, что в голове у таких людей, как Агата, – недовольно высказался Слава, присев на пуфик в прихожей. – Чем ей не угодили эти молодые люди? Они к ней даже на десять метров близко не подошли!
– Я думаю, дело не в них, а в ней. Это зависть из-за того, что ее собственная жизнь не удалась. Сам слышал, какой у нее муж, – Миша говорил уже гораздо спокойнее и рассудительнее, чем пять минут назад у подъезда.
– Если честно, то не слышал. Я вообще старался ее не слушать.
– От собственного несчастья люди становятся злыми, им хочется, чтобы всем вокруг было так же плохо, как и им самим. Им кажется, что тогда в мире будет какая-то справедливость, какой-то баланс.
Михаил избавился от своей верхней одежды и махнул в сторону кухни. Смирнитскому действительно стоило либо покурить, либо съесть что-нибудь соленое, чтобы не тошнило, и изжога потом не мучила всю ночь. Но Слава не сдвинулся с места. Он пристально посмотрел любимому в глаза.
– Звучишь как-то слишком складно, – старик прищурился и скрестил руки на груди. – Много об этом думал? Об Агате и ее жизни?
– Нет, просто сам прошел через стадию «ненавижу всех», а потом еще с трудом пережил эпизод под названием «если у меня нет любимого человека, то пусть и ни у кого не будет», – немного грубо ответил Гайдук, стараясь не встречаться взглядом с Ярославом.
– Я понимаю, тебе пришлось гораздо тяжелее, чем мне, после нашего расставания, – сказал Смирнитский, а Михаил только горько усмехнулся. Тяжелее – мягко сказано. Ведь у Ярослава была девушка, была сестра, а у Михаила не было никого. Слава вздохнул и опустил голову: – Ты все еще не веришь, что я тогда выбрал Анну не из-за страха быть разоблаченным геем?
– Я давно смирился, что ты бисексуален. Но мне до сих пор больно, что ее ты любил сильнее, – Михаил поджал губы. – Давай не будем это обсуждать.
– Не сильнее, а по-другому! Она дала мне то, чего ты бы дать не смог! И ты говорил, что понимаешь! – в голосе звучала обида.
– Семью, детей, принятие обществом… Я понимаю это, Слава. Но это не значит, что мне от этого не грустно. Это не значит, что я был одинок и потерян столько лет. То, что я понимаю мотивы твоих поступков, понимаю причины сделанных выборов, совсем не значит, что они не сделали мне больно. И тем более не значит, что эти раны затянулись! – Михаил буквально кричал, что было довольно редким в его поведении. Поэтому Слава, в противовес, притих. – Я люблю твоих детей, но своей семьи у меня так и не было. Я всю жизнь любил только тебя.
– Но я не просил тебя хранить мне верность или что-то в этом роде. Мы же оба решили остаться друзьями… Это даже скорее ты предложил.
– Знаю, что не просил, – Михаил шагнул к Ярославу, поднял его с пуфика, подтолкнул к стене, чтобы он не потерял равновесие, и стал аккуратно и бережно раздевать его: расстегнуть замок на куртке, стянуть шарф…
Когда верхняя одежда была развешена по своим местам, Слава взял руки Миши в свои. Они стояли в прихожей молча. Этот разговор в таком ключе был не первым с момента смерти Анны и явно не последним. Но пока Ярослав был женат, Михаил очень старался не напоминать ему о том, что когда-то они были больше, чем друзья.
– Анна никогда ни о чем не догадывалась, – признался Ярослав и прикоснулся губами к тыльной стороне кисти Михаила. – Она и впрямь считала, что ты просто очень хороший друг, которому не повезло в личной жизни.
– И она не была не права, – Михаил отнял руки, но только для того, чтобы обнять любимого. – Мне не повезло, что ты выбрал не меня. Но я и правда был твоим другом.
– Ну, вообще, ты и сейчас мой друг, но и не только, – Ярослав провел рукой по волосам Михаила, когда-то темным, а теперь щедро побеленным сединой. Он наклонил голову и поцеловал его в уголок губ. – Я любил вас обоих. И выбирать было трудно, а своим отъездом ты упростил мне задачу.
– Наши шесть лет против шести недель с ней, Слава, – Михаил отстранился, не продолжая поцелуй. – Для меня выбор был бы очевиден.
– Для тебя всегда все было очевиднее. Белое и черное, правильный и инаковый, натурал и гомосексуалист, – Ярослав снова поймал руки мужчины и потянул его к себе, заключая в объятия. – Я знаю, что сделал тебе больно. Но наше прошлое я не исправлю. А сейчас я с тобой!..
– Тогда расскажи о нас своим детям. Это будет честно по отношению ко мне.
В объятиях Михаила Ярослав вздрогнул, словно его прошиб озноб.
– Это условие?
– Нет, глупый. Просто просьба, – взгляд Михаила все еще был полон боли за прошлое, но в то же время был нежным к любимому человеку. – Просто не хочу остаться в стороне, если
