Жаклин Монсиньи - Петербургский рыцарь
Словно молния ударила возле ног молодых людей.
— Замолчи, лжец, — возмутился Адриан, быстро обретя свое обычное хладнокровие, — ты просто хочешь вывернуться. Где доказательства того, что ты говоришь правду?
— Происходящие события, господин граф, — улыбаясь, уверенно произнес Бопеу. — Главное, прошу вас, не думайте, что страх вынудил меня пойти на это признание. Король предоставил мне право самому оценить ситуацию, а в том положении, в каком мы сейчас оказались, нам лучше действовать вместе.
— Вы красиво говорите, — холодно произнес Флорис, — но я все еще не вижу доказательств.
— Послушайте меня: действительно, я надел костюм священника, чтобы иметь большую свободу передвижения внутри посольства. Сначала я хотел избрать ремесло садовника — работа не слишком утомительная в этой стране, постоянно покрытой снегом. Но в сутане я мог свободно приходить и уходить, повсюду совать свой нос. Переодевшись мужиком, я ходил за вами в Зимний дворец; там я несколько раз терял ваш след, однако мне повезло: я смог помочь вам бежать, открыл окно, в которое вы выпрыгнули; я и закрыл его за вами. Потом я смешался с толпою слуг и выбрался из дворца в санях, везущих хворост. Вот, господа, какова правда и требуемые вами доказательства.
Флорис и Адриан переглянулись, они были смущены.
— Действительно, какой-то таинственный человек спас нас, — нерешительно произнес Флорис.
— Но ты мог это сделать с согласия наших врагов и с не известными нам целями. Если ты утверждаешь, что защищаешь нас, тогда почему шпионишь за каждым нашим шагом, роешься в наших вещах? — спросил Адриан. Слова его были не лишены логики.
— А, это, господин граф! Это приказ короля, поручившего мне тайно помогать вам, защищать вас, если придется (что я и сделал, проникнув следом за вами в Зимний дворец), а также незаметно наблюдать за вами. Я преуспел в первой части его указаний и потерпел поражение, исполняя вторую, — ответил Бопеу, философски пожимая плечами. — Чтобы окончательно убедить вас, господа, в истинности моих слов, знайте, что в тот вечер, когда был бал-маскарад, я прятался за гобеленами, откуда все видел и слышал. Король вручил алмаз маркизу де Ла Шетарди, затем попросил его удалиться, и, передавая вам письмо для царевны, поручил вам, в случае необходимости, присматривать за послом, особенно если тот начнет пренебрегать своей миссией.
В комнате повисла тяжелая тишина. Молодые люди, полностью убежденные доказательствами, приведенными Бопеу, были оскорблены сделанными им разоблачениями.
— О! — воскликнул уязвленный в самое сердце Флорис. — Это уж слишком! Король, мой повелитель, за которого я был рад отдать всю свою кровь, оказывается, не доверяет нам и приказал следить за нами, словно за злоумышленниками… А я еще уступил ему свою возлюбленную Полину! — едва слышно добавил он.
Адриан молчал. Он не меньше брата переживал нанесенное им оскорбление, однако, обладая характером более спокойным, старался по возможности заглушить закипевшую в нем злобу. Тяжкий день выдался для Флориса. Сколько неожиданных открытий! Бопеу понял их разочарование, и ворчливым тоном, в котором, однако, звучало искреннее сочувствие, произнес:
— Полно! Я старше вас, господа, и вот уже несколько лет работаю секретным агентом короля. Не забывайте, что он вполне мог бы удовлетвориться званием абсолютного монарха и отдавать приказы исключительно своим министрам. А он, почти столь же юный, как вы, решил стать во главе шпионской сети, целиком созданной его собственными руками. Великий руководитель не должен никому доверять. Я люблю нашего короля, он это знает, но слово Бопеу, если я узнаю, что он приказал следить за мной, я пойму его… Черт побери! Вы стали частью секретной службы, а не фигурой в котильоне. Либо добровольно принимайте условия игры, либо выходите из нее…
Именно так — прямо и откровенно — следовало говорить с молодыми людьми, чьи благородные и открытие натуры признали обоснованность аргументов Бопеу. Федор, Ли Кан и Грегуар одобрительно закивали головами; не стоит забывать, как трудно было снискать их расположение. Жорж-Альбер похлопал Флориса по плечу, словно спрашивая: «Ну, и чего ты ждешь? Давай, прекращай дуться».
— Клянусь Господом, вы правы, сударь, — смущенно воскликнул Флорис, — простите нас и вот вам моя рука!
— А для меня будет честью пожать вашу руку, ибо это рука честного человека, — добавил Адриан.
Никто не мог устоять перед обаянием братьев де Вильнев-Карамей, и Бопеу не был исключением, тем более что он совершенно не держал на них зла. Однако обмен любезностями был краток. Секретного агента быстро посвятили в разыгравшиеся только что драматические события и поручили ему вместе с Грегуаром, не привлекая к себе внимания, под покровом темноты отправиться за оставшимися сокровищами. И тот, и другой энергично запротестовали, потому что хотели поехать вместе с молодыми людьми. Но Флорис и Адриан предпочитали действовать вместе с Федором и Ли Каном, и сумели доказать товарищам, что в случае опасности кто-то должен остаться на свободе, чтобы предупредить короля. Затем маленький отряд, вооруженный до зубов и с запасом провизии, облачившись в сермяжные кафтаны и теплые армяки, выехал из Петербурга через Усть-Ижорские ворота, чтобы подняться по замерзшей Большой Неве до самой Ладоги. В этот ночной час дул резкий ветер. Снег обжигал глаза лошадей, которых французские всадники, несмотря на ветер, заставляли двигаться вперед, впиваясь в их бока острыми шпорами. Животные ржали и взбрыкивали.
— Господи, — обернулся Флорис к брату, — мы опоздаем!
Но ветер унес его слова, и Флорис в отчаянии поднял глаза к черному небу, по которому бежали огромные облака.
«О! Петрушка, ради любви к своей дочери, помогите нам победить или умереть под Шлиссельбургом!»
Часть вторая
ДОРОГА СЛАВЫ
14
Царевна оперлась лбом о заледенелые прутья решетки окошка тюремной камеры, подставив свое лицо яростному ветру, швырявшему во все стороны хлопья снега.
— На этот раз, мой бедный Лесток, надежды больше нет, мы пропали.
— О, ваше высочество, не отчаивайтесь, ваши враги не осмелятся зайти так далеко, — запротестовал отважный врач, но в его голосе не было слышно его обычной уверенности.
— Что за насмешки судьбы! — продолжала Елизавета, не давая прямого ответа своему верному другу. — Мой отец окрестил это ужасное место Шлюссель.
— Ах да, на моем родном языке это означает «ключ». А откуда взялось это название? — поторопился добавить Лесток, хотевший во что бы то ни стало отвлечь принцессу от мрачных мыслей.
