Жаклин Монсиньи - Божественная Зефирина

Жаклин Монсиньи

Божественная Зефирина

ПРОЛОГ

НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ

На широкой кровати под кружевным балдахином глубоким сном роженицы спала красивая молодая женщина. Умиротворенная улыбка озаряла нежное лицо, обрамленное рыжими волосами с медным отливом, которые пенились, будто самый игристый сидр.

В колыбели с золочеными фигурками и короной над изголовьем тем же мирным сном, что и его мать, спал ребенок, все еще связанный с ней невидимой пуповиной.

В высоком каменном камине тлел дубовый ствол, бросая красноватые отблески на гобелены, украшавшие стены комнаты. За окнами в эту ночь 1 апреля 1509 года ярилась снежная буря.

В деревенских хижинах сервы и вилланы[1] весело отмечали при свечах Новый год[2], так хорошо начавшийся, несмотря на стужу и непогоду. Иначе и быть не могло – рождение первого ребенка в замке Сен-Савен предвещало празднества и увеселения, а также многие щедроты со стороны хозяина.

Церковный колокол пробил час ночи. Топот лошадей, промчавшихся галопом по старому подъемному мосту, долетел до башни Трех голубок, где почивала молодая женщина.

Еще не вполне проснувшись, она пошевелилась, а затем открыла глаза, более зеленые, чем изумрудный медальон, висевший у нее на шее. Это было странное и великолепное украшение, с которым она никогда не расставалась. На конце очень длинной цепочки из тончайшего золота, разделенной на пятьдесят пластинок, усыпанных драгоценными камнями, сверкал огромный изумруд величиной с орех, перевитый оправой в виде змеи с человеческой головой.

– Роже… – вздохнула прелестная юная мать, улыбаясь своему счастью.

Ей было двадцать лет, и самый прекрасный кавалер при дворе был ее мужем. Первенцу, которого она только что произвела на свет, предстояло возглавить длинную вереницу детей, чьи звонкие голоса вскоре оживят аллеи парка, окружавшего старинный замок ее предков.

Лошадиный топот постепенно стихал, удаляясь по направлению к Блуа.

Молодая женщина потянулась на своем ложе, словно мурлыкающая кошка. Она знала, что Роже вместе с верным оруженосцем Ла Дусером покинули дом, невзирая на поздний час, дабы немедленно известить их величества о рождении ребенка. Вне всякого сомнения, уже завтра утром король Людовик XII и королева Анна Бретонская лично навестят свою дорогую крестницу Коризанду.

Глаза у нее слипались, и она смежила веки, готовясь снова заснуть, как вдруг зловещий скрежет, исходивший от очага, заставил ее поднять голову. Перемычка тяжелого, сложенного из камней, камина, казалось, дрогнула.

Думая, что это ей чудится, молодая женщина торопливо поднесла тонкую руку ко лбу. Быть может, у нее начался жар? Но нет, кожа была столь же свежей, как июньский персик. В тишине, обволакивающей будто вата, едва нарушаемой потрескиванием тлеющего дерева, камин раскрылся, и резные львы, стоящие по бокам, сдвинулись с места. Коризанду била дрожь, кровь ее застыла от ужаса. Не в силах шелохнуться, парализованная страхом, она даже не подумала дернуть шнур звонка. Словно птица, зачарованная змеей, несчастная смотрела на черную тень, возникшую из зияющей дыры. Бесшумно скользя по полу, призрак приблизился к кровати под балдахином и слегка приподнял закрывавший его лицо черный капюшон.

– Ты… ты… – прошептала молодая женщина, не веря своим глазам.

– Да, Коризанда… Я позабочусь о тебе… Сначала о тебе… Потом о НЕМ.

Прошептав эти слова и быстро взглянув на колыбель, призрак вытащил из длинного рукава позолоченный пузырек. Быстрым движением он снял колпачок и, прежде чем молодая женщина успела поднять руку, чтобы защититься, окропил ей лицо и уши маслянистой жидкостью.

И под спокойным взглядом призрака произошло ужасающее превращение. С губ Коризанды сорвался невнятный стон, прекрасное лицо, искаженное от боли, сморщилось и вспухло, глаза, вспыхнувшие внезапным огнем, вылезли из орбит. Она хотела закричать, позвать на помощь – но внезапно отяжелевший и переставший ворочаться язык не дал ей произнести ни слова.

– Спи… спи спокойно, моя дорогая Коризанда.

Призрак ухмыльнулся и сорвал с шеи своей жертвы медальон с изумрудом.

– О, наконец-то! Наконец-то ты мой! – прошептал демон, целуя огромный камень, а затем, не обращая больше внимания на конвульсии несчастной женщины, распростертой под роскошным балдахином из кружев и парчи, обернулся к резной колыбели. Над ребенком Коризанды нависла зловещая тень.

Появившийся из камина человек распахнул черный плащ и вытащил белый сверток, который столь походил на другого младенца, что можно было обознаться. Призрак приготовился положить его на место новорожденного, в кроватку с короной. Будто почуяв опасность, новорожденный в своей колыбели начал испускать пронзительные крики.

Тотчас же раздался звук торопливых шагов по плитам коридора.

У призрака было время только на то, чтобы проскользнуть за шелковую драпировку в свободное пространство между кроватью и стеной. Дверь отворилась и в комнату ворвалась крепкая краснощекая женщина в белом чепце, с грудью, распиравшей зашнурованную блузу.

– Маленькое сокровище уже проголодалось… Ах, боже мой, госпожа маркиза, что с вами? – вскричала кормилица, испуганная внезапным изменением, произошедшим с ее госпожой. Она уже хотела бежать за помощью, но Коризанда, собрав всю свою энергию, уцепилась за нее своими пылающими от жара руками.

– Она… Это она… Спаси мою Зефирину… Спаси ее… – едва смогла произнести несчастная, чье искаженное мукой лицо покрывалось фиолетовыми пятнами и распухало на глазах.

– Малышка чувствует себя хорошо, она как раз хочет пить, госпожа маркиза… Это вы, Пресвятая Дева, это вы! – лепетала, заикаясь, Пелажи. – Ах! Бертиль… Бертиль… Ради Святого Маглуара, где ты? Иди скорей…

Ложным образом истолковав отчаяние, которое заволакивало уже померкшие глаза бедной Коризанды, славная женщина вырвалась из судорожных объятий и побежала к коридору, в растерянности не заметив зияющей дыры в камине.

Путь был свободен. Черный призрак выскочил из своего укрытия и вновь склонился над колыбелью.

– Малышка?.. Так значит, ты – девочка? Проклятый скорпион… Это все меняет…

Медлить было нельзя. Торопливые шаги по плитам доносились из комнаты стражи. Не теряя более времени, призрак запахнул плащ, спрятав свой сверток в белых пеленках, и исчез в черной дыре.

В следующую секунду резные львы вновь тихо заняли свое место, и даже самый искушенный глаз не смог бы заметить наличие тайного механизма.

Ученые люди: врачи, аптекари и даже деревенские знахари, – призванные маркизом к изголовью его нежной супруги, объявили, что они бессильны. Они считали, что маркизу де Багатель по неизвестной причине поразила «болезнь опаленных»[3] – прискорбный недуг, который обычно свирепствовал в самых бедных лачугах. Никто не подумал о яде. Кому могла понадобиться смерть кроткой маркизы?