Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
Гамильтонам пришлось остаться в Олбани еще на некоторое время. Их встреча в «Угодьях» была столь же наполнена радостью, сколь было наполнено горечью и взаимным недовольством их расставание.
Алекс галопом въехал на холм, настолько сгорая от желания поскорее увидеть свою возлюбленную Элизу, что практически слетел с коня по прибытии, и Элиза почувствовала, как у нее сердце рвется из груди от радости и облегчения, потому что ее храбрец наконец-то вернулся домой.
В этот день с обеих сторон было пролито немало слез, и Алекс поклялся, что больше никогда не покинет жену. Элиза, счастливая, как малиновка, слушала его обещания, хоть и понимала, что если они хотят прожить в браке долгие счастливые годы, ей придется понимать и прощать нарушение обещаний, данных из самых лучших побуждений.
Алекс рассказал о битве один-единственный раз и больше никогда не говорил об этом в присутствии Элизы. Он закончил свой курс юриспруденции с головокружительной скоростью и сдал адвокатский экзамен в июле 1782 года. Обычно в штате Нью-Йорк адвокату нужно было отработать три года клерком у судьи, прежде чем получить разрешение выступать в суде, но это требование не касалось ветеранов войны, которые, по общему мнению, отдали своей стране достаточно времени. Однако ему пришлось принять присягу, поклявшись в отсутствии каких бы то ни было связей с королем Великобритании и в верности не только Соединенным Штатам Америки, но и «свободному и независимому штату» Нью-Йорк.
Поскольку Нью-Йорк все еще был в руках британцев, Алекс занялся частной практикой в Олбани, где оказался весьма востребованным: отчасти потому, что связи с семейством Скайлер служили пропуском в самое избранное общество; отчасти из-за того, что его статус героя войны, служившего у самого генерала Вашингтона, приводил к нему дюжины любопытствующих. Его услуги оказались весьма востребованными еще и по причине, которую и Алекс, и многие другие считали несправедливой и сомнительной: штат Нью-Йорк, по требованию губернатора Клинтона, издал закон, запрещающий всем лоялистам (гражданам, сохранившим верность Британской короне, вместо того чтобы встать на сторону Америки) выступать в судах штата.
Лоялисты составляли треть от всего населения, и, хотя многие, жившие на побережье, предпочли вернуться на родину или эмигрировать в Канаду, большая часть тех, кто жил дальше на континенте, считали себя американцами, вне зависимости от того, где находится их правительство. Алекс был не согласен с законом Клинтона, как и с другими постановлениями, ущемляющими в правах тех жителей бывших колоний, которые в прошедшей войне встали на сторону британцев. Они проиграли, и это само по себе стало достаточным наказанием; все остальное было больше похоже на месть, а страна нуждалась в этих людях, если хотела добиться процветания.
Алекс был выбран одним из пяти представителей штата Нью-Йорк в конгрессе Конфедерации, и эту честь он принял с немалой долей беспокойства. Конечно, отчасти его беспокойство было связано с тем фактом, что конгресс заседал – по крайней мере, на данный момент – в Филадельфии, а это значило, что ему снова придется оставить Элизу (нарушив данное ей обещание). Но главной причиной было его убеждение, что конгресс Конфедерации – бесполезная бюрократическая организация, не имеющая реальной власти ни над кем, кроме себя и Континентальной армии (и та была чисто номинальной, поскольку армии не платили годами – солдаты начинали бунтовать, а некоторые даже пошли к штаб-квартирам конгресса).
Все законы, изданные этим конгрессом, не имели реальной силы в тринадцати новорожденных штатах, в каждом из которых была своя власть. У него не было полномочий собирать налоги и подати или получать доход другими способами, потому-то он мог издавать какие угодно законы, не имея средств обеспечить их выполнение. Однако разочарование Алекса в конгрессе с лихвой перекрывалось отчаянием, которое он чувствовал, глядя на едва созданную страну. Он понимал, если не создать сильное централизованное правительство, которое объединит все тринадцать штатов в одну нацию, тогда так называемая конфедерация обречена на развал, стоит только штатам начать сражаться друг с другом за ресурсы и деньги, а не работать на общее благо. Шесть месяцев спустя он подал в отставку с поста в Конгрессе и снова вернулся в Олбани.
Элиза, со своей стороны, тоже была занята. То, как она исполняла обязанности хозяйки, пока мать была прикована к постели, произвело огромное впечатление на старшую женщину в семье, и она стала все больше и больше полагаться на Элизу, особенно во всем, что было связано с Китти. К тому же присутствие Элизы было необходимо Анжелике, когда пришло ее время, поэтому она была там и приветствовала появление племянника Филипппа Черча на свет. Однако потомки Скайлеров не были единственной ее заботой. Бедственное положение Энн Кэррингтон – несчастной воспитанницы миссис Бликер – так взволновало ее, что она посвящала все свое свободное время и силы поиску домов для тех детей Олбани, что остались сиротами из-за войны или других несчастий. Ей казалось, это наименьшее, что она может сделать, пока они с Алексом не завели собственных детей.
И в голландской реформистской, и в англиканской церквях были небольшие приюты для осиротевших детей. Элиза занималась сбором средств и вещей для обоих, хоть Скайлеры и были прихожанами реформистской церкви со времен Реформации, а среди паствы англиканской – позже епископальной – церкви было много лоялистов. Некоторые женщины, которых она активно агитировала помогать американской армии последние семь лет, теперь с подозрением смотрели на эту ее деятельность, но тут позиция Элизы была еще крепче, чем у Алекса. Прежде всего, многие лоялисты были друзьями семьи, включая тех, кто служил с генералом Скайлером в британской армии до того, как появилась американская. Но было кое-что более важное.
– Мы не можем винить ребенка, – утверждала Элиза, – в том, что его отец сражался за короля Георга, точно так же как и не приписываем ему заслуги, если отец был солдатом Континентальной армии. Дети не имеют отношения к миру политики. Они все невинны перед лицом Господа и заслуживают нашего сочувствия и помощи.
Элиза не только собирала деньги, продукты и одежду для детей-сирот – часто она настаивала, чтобы друзья и знакомые посещали приюты и дома, где могли приютить ребенка, оставшегося без попечения родителей.
– Видишь, Кейт, у тебя уже есть одиннадцатилетняя и шестилетняя дочери. Не вижу причины, по которой ты не могла бы взять к себе девятилетнюю Луизу. Она могла бы носить вещи, из которых выросла
