Жанна Бурен - Дамская комната
Желая провести ее туда, где непрерывно соединялись и вновь размыкались кольца ронды, Бернар, которому очень шли тюрбан, халат и бурнус из белой шерсти, завладел рукой Жанны. Он что-то говорил ей, чье лицо было совсем близко к нему, с горящими глазами.
— Вас можно принять скорее за гурию, чем за султаншу, — говорил он девушке.
— Почему же это?
— Потому что гурии — это создания небесной красоты, которую Коран обещает мусульманам в раю Аллаха!
Он повысил голос, чтобы она могла его расслышать среди громкого гула музыки, разговоров, хорового пения, стука ног танцевавших.
— Я думала, что это какие-нибудь восточные феи…
— Они гораздо лучше, чем феи, мадемуазель! Божественные создания несравненной красоты… Я никогда не думал, что встречу когда-нибудь что-либо подобное, и вот передо мною вы, такая красавица, очарование которой подтверждает Коран и опровергает мое заблуждение!
Нельзя сказать, что этот прямой комплимент не понравился девушке, хотя несколько и смутил ее.
Ритм танца изменился. Он стал быстрее. Проносясь мимо эстрад, на которых располагались музыканты, Жанна, подняв глаза, увидела Рютбёфа. Он, по обыкновению, играл на виели, но тоже заметил девушку. Мгновенно перестав играть, он проводил ее взглядом. Она почувствовала, что покраснела, рассердилась на себя за это, подарила улыбку и кивнула менестрелю, который не вернул ей ни того, ни другого.
«Какой скверный характер! — сказала она про себя. — Он сердится на меня за то, что я развлекаюсь с другим. Моя ли вина в том, что его профессия держит его на расстоянии от меня?»
Пальцы Бернара сжимали ее руку. Ей украдкой подумалось, что ухаживания такого парня, как этот юный суконщик, куда приятнее, чем манеры какого-то ненавистного родителям скомороха. Едва оформилась эта мысль, как девушка ее устыдилась. Она упрекала себя; настроение у нее испортилось, что она отнесла на счет Рютбёфа, и, наконец, запутавшись в безвыходных угрызениях совести, решила не думать ни о чем, кроме своего удовольствия.
Николя отвел на место Мари, осыпая ее, по своему обыкновению, чрезмерными похвалами, и тут же пригласил Матильду.
К девушке обратилась Иоланда:
— Не мужу моему танцевать бы с вами, Мари, а сыну, но он навсегда пригвожден к своей инвалидной постели!
Материнское страдание терзало ее открытой раной.
— Когда я его видела в последний раз, он сочинял утреннюю серенаду, наигрывая мелодию для нее, и казался довольным.
— Он превращает неизбежность в удовлетворение, — вздохнула Иоланда. — Бывают, однако, дни, когда мне случается застать его врасплох за сочинением, и я вижу тогда его красные глаза и печальное лицо.
— Я буду приходить к нему почаще, — предложила Мари в порыве сострадания. — Мы будем говорить о музыке.
— Это не слишком весело при вашей молодости, но для Марка такое проявление дружбы бесценно!
Матильда с Николя закончили каролу. Когда они пробирались через толпу к своим, на плечо жены Этьена положил руку громадный черт в рогатой маске и в красном облачении.
— Вы не откажетесь потанцевать со мною?
Заметив колебание Матильды, вмешался Николя:
— Сатаны следует бояться только тогда, когда он старается убедить нас в том, что его не существует, дорогой друг! Когда же он свободно гуляет между людьми, открыто представая перед их взглядами, бояться его нечего, поверьте мне!
— Пойдемте же, — проговорила заинтригованная Матильда.
Незнакомец увел ее туда, где вилась фарандола. Они тут же принялись танцевать. Воспользовавшись первым же предлогом, незнакомец, увлекая за собой свою партнершу, покинул круг танцующих. Он подвел ее к небольшой лавочке, закрытые ставни на окнах которой были задрапированы цветной тканью.
— Мне нужно с вами поговорить, — проговорил он, снимая маску.
— Жирар!
— А кого бы вы хотели обнаружить под маской дьявола?
— Вы настойчиво стремитесь показать себя хуже, чем в действительности, мой бедный друг! Пожалуйста, пойдемте обратно!
— Нет, нет. Вы меня выслушайте!
— Не намерены ли вы объявить мне, что готовы отказаться от вашего безумия?
— Как я могу от него отказаться?
— Ну, тогда нам не о чем говорить. Я в курсе ваших химер, и уже сказала вам, что о них думаю. Прощайте!
— Нет, так вы не уйдете!
Он попытался схватить ее в объятия.
— Нет!
Прозвенела пощечина. Жирар отпрянул. Матильда удалилась. Она вернулась к своим. Она была во власти справедливого гнева.
— Поистине с сатаной водиться не следует, — сказала она вопросительно посмотревшему на нее Николя, — даже на карнавале!
— Что произошло?
— Ничего. Но этот дьявол просто сумасшедший!
Подошел Этьен:
— Не выпить ли нам чего-нибудь?
В одном из концов торговой галереи Матильда заметила Жанну, танцевавшую старинный танец с Бернаром. У обоих был очень довольный вид.
VIII
— Нужно порвать, Флори, другого решения нет.
Больше двух часов продолжался их разговор, и все доводы каноника сводились к одной альтернативе: либо продолжать жить во грехе, губящем душу и пачкающем тело, поставив крест на будущем, либо решиться на разрыв, который сохранит шансы как на вечную жизнь, так и на покой здесь, на земле.
— Я не отрицаю, отец мой, что вы правы, — повторяла Флори, уже не раз выразившая свое согласие с доводами собеседника. — Я и сама пришла к такому же выводу. Но, увы, одно дело — признать необходимость разрыва и совсем другое — реализовать ее! Я боюсь, да, признаюсь перед вами, боюсь жестокости, насилия со стороны человека, вся жизнь которого завязана и словно окована нашей связью.
— Однако ваши слова доказывают, что вы больше не любите его, дочь моя. Никогда не следует называть любовью состояние чувственной покорности, до которой он вас низвел.
— Раз уж я говорю с вами совершенно откровенно, отец мой, признаюсь вам, что никогда не знала, любила ли когда-нибудь его или же нет. С самого начала наших отношений я чувствую себя порабощенной им, но, несмотря на все его воздействие на меня, я никогда не уверена, что удовлетворяю его страсть. В нем живет какая-то неукротимая жадность к наслаждению, которая делает его в равной мере и опасным, и соблазнительным.
— Мне случалось за годы моего служения церкви встречать натуры, ставшие рабами своего инстинкта, и только его одного, которые заставляли сомневаться в конечном предназначении человека, если бы, благодарение Богу, мы не имели бы стольких свидетельств обратного! Я знаю как трудно таких людей в чем-то убедить.
