Невероятный сезон - Ивз Розалин

Талия не ожидала, что поцелуи окажутся такими приятными. Она никогда не мечтала о физических удовольствиях: держаться за руки, обниматься, целоваться. Она думала, что предпочитает более абстрактные наслаждения разума. Но это… напоминало поэзию, обретшую форму в руках, губах и жаре.

Звук открывшихся французских дверей, ведущих на террасу, привел ее в себя, и она отстранилась от Джеймса. Талия совершенно забыла о холоде и о том, где находится. Она задумалась, такие же ли розовые и припухшие у нее губы и, ну, зацелованные, как у Джеймса.

– Нам нужно вернуться в дом, – сказала она.

– Нужно, – согласился он, но не двинулся к двери, а уткнулся носом ей в шею.

Но для Талии чары были разрушены. Ее разбежавшиеся мысли начали возвращаться к ней.

– Ты сказал, что в моих стихах есть прекрасные образы. Это хорошие стихи? Я надеялась представить некоторые из своих работ для публикации, прежде чем покину Лондон в конце сезона.

Джеймс долго молчал, убирая пряди волос с ее лица. Тишина длилась так долго, что Талия начала подозревать, каким будет ответ. Она отступила от него и посмотрела на террасу. Она не хотела видеть жалость в его глазах.

Наконец, он сказал:

– Думаю, твои стихи демонстрируют талант… необычайный для девушки в твоем положении, не имеющей формального образования и доступа к миру лондонской интеллигенции. Но если все твои стихи в том же стиле, как то, которым ты поделилась, возможно, ты захочешь подождать, пока твое творчество дозреет, прежде чем подавать заявку на публикацию. Ходи со мной в салоны, слушай, как другие поэты представляют свои работы, учись, оттачивай чувство метра и темы. Тогда ты поймешь, что я имею в виду.

Талия обхватила себя руками, ее лицо пылало от унижения. Возможно, ее стихи не так хороши, как она думала… Джеймс, конечно, понял это. И она была благодарна, что он любезно указал на это, тогда как издатель, конечно, не стал бы беречь ее чувств. Только… на мгновение ей захотелось, чтобы ее здесь не было, чтобы она не стояла перед ним в смущении.

Джеймс поймал ее за руки.

– Не сердись, Талия. Ты просила правды, я дал ее тебе. Ты бы предпочла, чтобы я солгал?

«Да». Она снова услышала в мыслях голос Калли. «Лицемерка». Талия заставила себя рассмеяться, чтобы скрыть стыд.

– Конечно нет. Но мне в самом деле нужно возвращаться. Тетя Гармония наверняка заметила, что я пропала.

– Возможно, ты захочешь посетить дамскую комнату, прежде чем пройти в бальный зал, – сказал Джеймс, отпуская ее. – Я буду ждать тебя в столовой.

Талия пригладила волосы, нащупав выбившуюся прядь.

– Да, конечно. Благодарю.

Она сбежала с террасы и направилась в маленькую комнату, отведенную для дам, нуждающихся в мелком ремонте платья, тихом месте, чтобы успокоиться, или зеркале, чтобы привести в порядок прическу.

Не прошло и пяти минут, как тетя нашла ее там. Она поджала губы и внимательно оглядела Талию, переводя взгляд с локонов, которые та пыталась заколоть, на ее раскрасневшееся лицо.

– Люди начинают судачить, – сказала тетя. – О тебе и мистере Дарби. Если бы это были лишь досужие сплетни, я бы пропустила их мимо ушей. Но до меня доходили слухи о мистере Дарби… у него репутация повесы и транжиры.

«Что ж, – подумала Талия, сопротивляясь желанию прикоснуться к губам, – это объясняет искусность его поцелуев».

– Кроме того, он атеист, и ты знаешь, что твоим родителям это не понравится.

Талия ощетинилась.

– Мои родители хотят, чтобы я была счастлива. Мама сказала мне это перед отъездом. Меня не волнуют деньги, а что касается его репутации, люди меняются. – И убеждения у него были его собственными, как и у нее. Но тетя Гармония не поняла бы этой тонкости.

– Хм, – сказала она, помогая Талии заколоть локон. – Просто помни, не вовлекай в это свое сердце. Это не тот мужчина, которому мы с твоим дядей с чистой совестью можем позволить ухаживать за тобой, и боюсь, что твой отец откажет ему, если он сделает предложение.

Талия встала, отстраняясь от тети, хотя ее волосы были еще не совсем в порядке.

– Если папа поступит так, то лишь потому, что вы с дядей убедите его сделать это. Он не знаком с Дже… с мистером Дарби! Я уверена, он бы ему понравился, если отец узнал бы его получше.

Раздраженная вмешательством тети, Талия оставила дамскую комнату. Джеймс вышел из столовой встретить ее.

– С тобой все в порядке? – спросил он. – Ты кажешься раздосадованной.

И неудивительно. Но раздражение Талии растаяло в присутствии Джеймса, и она начала с юмором смотреть на сложившуюся ситуацию.

– Тетя пыталась предостеречь меня от тебя. Сказала, что мой отец не благословит нас.

Он рассмеялся.

– Родительское неодобрение – изюминка всех хороших романов, ты разве не знаешь? Пусть это тебя не беспокоит. Все сложится прекрасно, вот увидишь.

«Всех хороших романов»… Эти слова заставили Талию затрепетать. Она знала, что нравится Джеймсу, но сейчас не разрешала себе думать об этом, наслаждаясь моментом. Но Джеймс назвал ее по имени и то, что было между ними, – романом. Вероятно, она могла бы позволить себе надеяться на большее.

Талия медленно выдохнула. Если бы родители и правда оказались настроены против Джеймса, это огорчило бы, но не поколебало ее.

«Все будет хорошо, и все будет хорошо, и все на свете будет хорошо». Талия не могла вспомнить, где читала эти слова, но они звучали в ее голове, когда она взяла Джеймса за руку и последовала за ним в столовую, решив не позволять заботам отравлять настоящий момент. В конце концов, это ее дебют, и она рядом с мужчиной, которого начинала любить.

XVII

Полуночные примирения

Почти любое абсурдное поведение проистекает из подражания тем, на кого мы не можем быть похожи.

Каллиопа Обри станцевала первый танец с Адамом Хетербриджем, мужчиной, за которого обещала выйти замуж. Адам позаботился, чтобы пригласить ее, как только назначили дату бала, чтобы не повторить ошибку, допущенную на приеме у Гардинеров. Но хотя он был добр и внимателен, он не стал упоминать об их разговоре в музее, о поцелуе. Он не пытался флиртовать с ней. Стараясь подавить смутное чувство разочарования, Калли следовала фигурам танца с Адамом и поймала взгляд мистера Солсбери, наблюдавшего за ней в ожидании очереди в конце ряда.

Она покраснела. В отличие от Адама, мистер Солсбери, который определенно не был ее женихом, просиял, увидев ее, когда в начале вечера подошел с сестрами поприветствовать хозяев бала. Он улыбнулся ей своей особой улыбкой с ямочками на щеках и попросил столько танцев, сколько она сможет ему подарить, и, казалось, был искренне разочарован, когда она не смогла отдать ему ни первый, ни последний перед ужином, которые обещала Адаму.

Дома, в Оксфордшире, когда Калли представляла триумф своего дебютного бала, она думала, что ее будут осаждать поклонники. Она хотела, чтобы ее общества искали, и ей приходилось делать выбор между кавалерами.

Она не ожидала, что все окажется таким запутанным… или болезненным. Калли отвела взгляд от мистера Солсбери и обнаружила, что Адам наблюдает за ней.

– Ты счастлива? – тихо спросил он.

– Почему я должна быть несчастна? У меня есть все, чего только можно хотеть.

Возможно, ее улыбка была слегка агрессивной, потому что Адам покраснел.

– Понимаю, что я – не тот, о ком ты мечтала, но я и правда хочу, чтобы ты была счастлива.

– И я счастлива, так что тебе не о чем беспокоиться.

Танец увел ее от Адама, но она чувствовала на себе его взгляд, даже когда кружила по залу в объятиях другого партнера.

Когда они снова оказались вместе, Адам больше не возвращался к этой теме. Вместо этого он сказал:

– Мне нравится цвет твоего платья. В нем ты похожа на Мелюзину[3].