Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская
— Но не так, как влюбленный мужчина.
— А если он меня не любит? Ты ведь слышала, что он сказал во время пира: во дворце от меня будет больше пользы, чем в храме.
Уосерит смерила меня долгим взглядом.
— Он говорит это, потому что хочет убедить отца. Фараон Сети привык считать тебя дочерью, но вот увидеть в тебе подходящую жену для фараона — дело совсем другое.
Я отвернулась к реке, чтобы никто не заметил моего разочарования.
— Как раз по тому, насколько упорно он будет за тебя бороться, ты и поймешь, сильно ли он тебя любит, — заметила Алоли.
— А если он бороться не захочет, значит, я того не заслуживаю.
Наша ладья подошла к пристани.
— Так постарайся заслужить, — посоветовала верховная жрица.
Мы прошли через врата храма, и Уосерит отправила целую толпу слуг укладывать мои вещи. Мерит велела нагреть мне воды для купания.
— Сейчас? — удивилась служанка.
— Конечно, сейчас. Не утром же! — буркнула моя няня.
Я лежала в ванне и старалась вспомнить все, что произошло в спальне Рамсеса. Мне хотелось вспоминать это снова и снова, сохранить в памяти каждую подробность… Мерит терла мне спину, а я рассказывала ей о событиях дня, от начала до конца. Выслушав меня, она тяжело вздохнула и прошептала:
— Теперь ты женщина, госпожа моя. А скоро… — Мерит зашмыгала носом. — Скоро уйдешь от меня к Рамсесу.
— Не плачь, мауат. Никогда я тебя не брошу. Даже ради сотни фараонов.
Мерит поморгала и задрала подбородок.
— Это слезы радости, а не горя. Царица Нефертари! Мать будущего фараона Египта.
Лежа в теплой воде, я вздохнула.
— Теперь нам не придется никого бояться. Ни верховного жреца, ни Хенуттауи. Если я стану царицей, даже Исет нам ничего не сделает.
Я встала, и Мерит протянула мне теплую простыню. Я целиком в нее закуталась, но все равно дрожала.
— Вдруг я не смогу родить ребенка?
— Кто тебе сказал? — зашипела Мерит. — Почему это ты не сможешь родить?
— Я маленькая.
— Таких женщин полно.
— Не таких же маленьких. И потом, моя мать умерла, рожая меня, — прошептала я.
— У тебя будет много детей. Столько, сколько захочешь.
Я накинула тунику. В туалетную комнату доносились голоса из спальни: мои вещи укладывали в привезенные из Малькаты сундуки. Я пробралась через полную слуг комнату и вышла на балкон — посмотреть на рощи. В лунном свете сикоморы напоминали худых сгорбленных старушек. Увижу ли я их снова? Я дрожала от холода.
— Госпожа! Что ты там делаешь? — завопила Мерит, увидев меня на балконе.
— Смотрю на рощи в последний раз.
Няня схватила меня за руку.
— Ты увидишь Египет в последний раз, если простудишься и умрешь. Ложись в постель! Тебе нужно выспаться.
Я бросила последний взгляд на рощи богини Хатор. «Это мои последние спокойные часы, — подумала я. — Любовь к Рамсесу принесет одни только неприятности».
— Госпожа будет почивать! — объявила Мерит служанкам. — Утром закончим.
Няня затворила за ними тяжелые двери и подошла к кровати.
— Ты стала женщиной! — снова сказала она, радостно глядя на меня.
Тефер свернулся клубочком у моей подушки.
Я рассмеялась.
— Я уже два года как стала женщиной!
— Женщина — еще не женщина, покуда… Быть может, через несколько месяцев мы будем готовить для тебя родильный покой, — гордо закончила Мерит.
Мерит ушла, а я лежала в постели и смотрела на потолок. Эти рисунки я видела, наверное, сотни раз, но теперь даже не могу ничего вспомнить. Такова наша память — то, что кажется ясным и незабываемым, в следующий миг рассеется, словно дым. Только мне не хотелось забывать то, что произошло между мной и Рамсесом, и я представляла себе это снова и снова, старалась запомнить его взгляд, запах кожи, запомнить, как я обнимала своими ногами его сильные ноги. Мне страстно хотелось быть с ним, и я надеялась, что он мечтает сейчас обо мне.
Спала я в ту ночь урывками, мне казалось, что утром я проснусь, и все окажется сном… Наконец сквозь тростниковые занавеси просочился молочный рассвет, я открыла глаза и увидела, что вещи уже уложены. Мерит улыбнулась мне из-за груды белья.
— Интересно, долго ли ты собираешься спать?
Я выбралась из кровати.
— Пора отправляться?
— Как только оденешься и причешешься. Думаю, Уосерит захочет с тобой поговорить.
В холодную погоду я одеваюсь быстро. Едва Мерит закончила укладывать мне волосы, в дверях появилась верховная жрица и обвела взглядом комнату.
Слуга забрали тяжелые сундуки, вынесли корзины с моими туниками, накидками и нарядами, расшитыми бусинами. Комната сделалась большой и пустой, наши голоса эхом отдавались от голых стен и высокого потолка.
— Слуги постарались, — одобрительно заметила Уосерит. — Ты готова ехать?
Мне вдруг сделалось страшно. Храм не стал для меня домом, но именно здесь я почувствовала себя взрослой, здесь меня научили быть настоящей царевной.
— Хочу попрощаться с Алоли, — сказала я. — И с другими жрицами.
— Успеешь. — Уосерит уселась, жестом пригласила меня последовать ее примеру и тут же негодующе заметила: — Надеюсь, на трон ты не сядешь, словно просительница, которая целый день простояла в приемном зале и только и мечтает бухнуться на первое попавшееся место и перевести дух.
Я встала и медленно опустилась на стул. Нога свела вместе, спину выпрямила, сложила руки на коленях и посмотрела на жрицу.
— Гораздо лучше. То, как ты сегодня во дворце усядешься в кресло, должно сказать о тебе не меньше, чем слова, что слетают с твоих уст. — Уосерит взмахнула рукой. — Осталось посадить Тефера в корзину и пойти прощаться. День предстоит тяжелый. Если Рамсес намерен сделать тебя своей женой, ему придется сразиться за тебя в тронном зале. Помнишь, что рассказывал Пасер про тронный зал?
— Тронный зал такой же, как Большой зал, но в нем только один стол, и там принимают просителей.
— А на возвышении стоят четыре трона.
— Для Рамсеса, фараона Сети, царицы Туйи и Исет.
— Когда ты станешь царицей, займешь ее место. Присутствия Исет на возвышении больше не понадобится.
Я сжала губы: изгнать Исет из тронного зала будет непросто.
— Разумеется, Рамсес не должен знать о твоем желании стать главной женой. Пусть он сам примет решение. Но если ты и станешь царицей, ему придется делить свое время между тобой и Исет. — Увидев выражение моего лица, Уосерит добавила: — Если ты его любишь, не осложняй ему жизнь. Рождение наследников престола куда важнее женской ревности.
Меня терзала боль, но я согласно кивнула.