Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская
Меня терзала боль, но я согласно кивнула.
— Я буду всегда веселой.
— И доброй, и приветливой, — добавила Уосерит.
Мы вышли из храма и подошли к пристани; тяжелые кедровые сундуки уже грузили на корабль Уосерит. Няня распоряжалась погрузкой, а я простилась со жрицами. Больше всех печалилась Алоли.
— С кем я теперь буду секретничать? — пожаловалась она.
— Будешь сбивать с пути какую-нибудь невинную жрицу, — отшутилась я и серьезно заметила: — Знаешь, спасибо тебе. За все.
Мы обнялись на прощание, а Мерит уже несла на корабль наш последний груз — мяукающего Тефера.
Стоя на корме среди корзин и сундуков, я помахала оставшимся на берегу жрицам.
Глава девятая
ТОЛЬКО СВАДЬБА
На озере в Малькате теснились высокие корабли фараона. Под реющими на ветру бело-голубыми флагами толпа слуг готовилась к отплытию: на борт корабля погрузили изваяние фараона, заботливо завернутое в полотно, и огромные сундуки, каждый из которых с трудом поднимали на шесты четверо носильщиков. Слуги, писцы, носители опахал, носители сандалий, даже посланники — все устремились в Аварис, откуда Сети будет править Нижним Египтом; Рамсес же останется в Фивах, чтобы править Верхним Египтом.
— А я думала, фараон объявит об отъезде только сегодня.
— Официально — да, — ответила Уосерит.
— Но придворные уже знают?
— Разумеется. Только ведь нужно еще сообщить народу. Мой брат сегодня в тронном зале сделает объявление, а писцы развесят новость на дверях каждого храма.
Уосерит приказала гребцам доставить мои вещи во дворец, а няня передала корзину с Тефером молоденькой служанке, которая обещала отнести его в покои, отданные мне верховной жрицей. Проходя через высокие врата Малькаты, Мерит шепнула:
— Перестань трястись.
Я крутила в руках завязки своего пояса.
— От тебя уже ничего не зависит, — добавила она. — Отныне все в руках богов.
Во дворце царило напряжение — словно все знали, о чем собирается говорить Рамсес и как отнесутся к этому сановники и верховная жрица Исиды. Придворные потихоньку поглядывали в мою сторону, а какая-то служанка даже опустила на пол тяжелую корзину с бельем и проводила нас взглядом. В приемной комнате рядом с тронным залом Уосерит распорядилась:
— Жди здесь, пока о тебе не объявит глашатай.
Мы уселись на скамью из черного дерева с ножками в виде лебединых голов.
— Сегодня есть просители?
— Нет, всех выпроводили. Мой брат займется своими делами.
— А Исет? — быстро спросила я.
Жрица презрительно фыркнула.
— Раз просителей нет, ей там делать нечего. Наверное, красит ногти или принимает ванну.
Уосерит потянула на себя тяжелую бронзовую дверь и оставила ее открытой. Я посмотрела на Мерит.
— Вот почему мы приехали так поздно, — прошептала она.
Уосерит удалось оказаться в приемной последней. Жрица оставила двери открытыми, чтобы мы слышали, что происходит в тронном зале. Лица стражников ничего не выражали. «Интересно, за бесстрастие страже тоже платят?» — подумала я и, не поднимаясь со скамьи, заглянула в дверной проем. Огромный тронный зал, именно такой, как описывали Пасер и Уосерит, поражал своим величием. Своды поддерживал целый лес колонн, за высокими окнами виднелись вершины холмов к западу от Фив.
Рамсес сидел между родителями. Ниже, за столом вместе с сановниками и почетными гостями, виднелось красное платье Хенуттауи. Жрица сидела к нам спиной. Вход в зал был виден только сидящим на возвышении, и только они могли заметить, что двери не закрыты. Однако сегодня никого не интересовало происходящее за пределами зала.
Сначала разговаривали все, и мы ничего толком не слышали. Наконец фараон стукнул об пол жезлом[45], и наступила тишина. Всем сообщили, что фараон Сети и царица Туйя через два дня, в тринадцатый день месяца хойак, отбывают в Аварис. Затем фараон объявил придворному скульптору, какие изображения следует высечь на стеле у Карнака, чтобы люди знали о переезде двора Сети в Аварис. Сначала — флот фараона, причем сам фараон и царица стоят на носу корабля в золотых коронах. Следующая сцена — фараон стоит на причале Авариса.
Скульптор записывал пожелания фараона, и на минуту наступило молчание. Потом к Сети обратился Пасер:
— Государь, твой сын хочет высказать тебе просьбу.
Придворные заерзали, в наступившей неловкой тишине зазвенели золотые браслеты. Все знали, о чем намерен просить Рамсес, и Хенуттауи постаралась не пропустить приема в тронном зале. Рядом с ней я заметила леопардовую шкуру верховного жреца. Рахотеп сидел ко мне спиной, но я вполне представляла, как он ворочает своим красным глазом, как растягивает губы в улыбке гиены.
Рамсес поднялся с трона.
— Отец, — торжественно начал он, — через два дня ты отбудешь из Малькаты в дом своего отца — Пер-Рамсес. Пока ты здесь, хочу попросить твоего разрешения жениться на царевне Нефертари.
По залу стал растекаться шепоток. Я представила себе прекрасное лицо Хенуттауи, неподвижное, словно погребальная маска. Наверное, Рамсес смотрел на нее, когда произносил следующие слова:
— Я уже сделал своей женой Исет. И хотя я люблю ее, я также люблю и Нефертари. Царевна Нефертари прекрасно образованна, она знает восемь языков, и ее знания весьма пригодятся для управления страной. Она…
— Племянница Отступницы! — продолжила Хенуттауи.
Рамсес с жаром возразил:
— Это было много лет назад!
— Не так уж много, чтобы народ все позабыл. — Советник фараона Небамон вышел вперед. — Государь, для выбора достойной супруги одной любви мало.
— К счастью, Нефертари еще и умна — достаточно умна, чтобы сидеть на троне, — ответил Рамсес.
Придворные начали переговариваться, и фараон Сети поднял жезл и дважды ударил в пол.
— Небамон и Хенуттауи, вас мы услышали. Что скажет мой советник Анемро?
Анемро поднялся и почтительно сказал фараону:
— Я согласен с верховной жрицей Исиды. Если смотреть в будущее, то провозглашение царевны Нефертари главной супругой может поставить под угрозу само царствование фараона Рамсеса.
Верховный жрец Амона между тем хранил молчание.
Рамсес решительно продолжил:
— Что думает советник Пасер?
Пасер встал и был первым, кто высказался в мою защиту.
— Я не вижу никакой угрозы в том, что царевна Нефертари станет супругой фараона.
— И я тоже, — веско сказала Уосерит.
Наконец заговорил Рахотеп:
— Несмотря на то, что ее семья погубила моего отца и отвернулась от египетских богов? Неужели все забыто? В ее жилах течет кровь безбожников!
