Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
После этих слов женщины замолкли, и их мысли захватила осада, которая началась в пятистах милях южнее, в Йорктауне, Вирджиния. Прошло больше недели с тех пор, как Элиза в последний раз получала весточку от Алекса, и отсутствие новостей сводило ее с ума. К настоящему моменту весь ее гнев испарился, и даже страх превратился в тупую, непрекращающуюся боль. Но это вовсе не значило, что она не думала о нем по сто раз на дню. Напомнить о нем могла случайно попавшаяся на глаза лента, которой он завязывал волосы, или один из его старых сюртуков, висящий в глубине гардероба, или даже его пустеющий стул за обедом.
Но она всегда старалась думать о супруге поменьше, чтобы не начать представлять, что может с ним происходить прямо сейчас. Или о том, к примеру, значит ли его молчание, что осада перешла в битву, или что битва уже закончена? Возможно ли, что Алекс пал…
«Нет!» – прикрикнула она на себя, обрывая череду пугающих мыслей.
Затем вгляделась в лицо спящей новорожденной сестренки. В первые несколько недель своей жизни Китти была довольно слабенькой, и Элиза ужасно боялась, что она повторит судьбу Кортланда, предыдущего ребенка мамы, который прожил всего несколько недель, прежде чем его унесла одна из загадочных болезней, которым так подвержены младенцы. Она хлопотала над колыбелькой Китти так, словно сама была ее матерью, и хотя доктор ван Рутен заявил, что жизни малышки ничего не угрожает, неусыпный надзор Элизы помог убедиться, что этой угрозы и не появится. Но как только Китти пошла на поправку, Элиза оказалась в плену у нового страха: что каким-то невероятным образом жизнь Китти была куплена ценой жизни ее мужа. Она понимала, что это глупость. Что ни болезнь, ни Господь Бог не действуют подобным образом, но те одиннадцать дней, что прошли с момента получения последнего письма от Алекса, стали для нее настоящим адом, и она страстно желала получить хоть строчку о том, что он выжил в битве, в которую так рвался, что его не убили в этом бою, по издевательскому предсказанию губернатора Клинтона.
– Кстати о мальчиках, – прервал мысли Элизы скучающий голос Пегги. – Вы заметили, как внезапно притихли Филиппп, Джон и Ренн? Я искренне надеюсь, что они не провалились в какую-нибудь яму.
Элиза напрягла слух и ничего не услышала, кроме пения птиц, что так нравилось матери.
– Они, должно быть, охотятся где-то. Думаю, мы можем услышать выстрелы в любую…
Ее прервал тот самый звук, который она предсказывала, прозвучавший не раз, а два, три, четыре, пять раз подряд.
– Мне послышались пять выстрелов? – спросила миссис Скайлер. – Не понимаю. У мальчиков всего лишь пара мушкетов, и их не перезарядить так быстро.
Элизу удивили столь глубокие познания матери в оружии – впрочем, она же была женой солдата, – но прежде, чем она успела хоть что-то спросить, до беседки донеслась негромкая поступь нескольких бегущих ног. Мгновение спустя три ее брата возникли в конце садовой дорожки и со всех ног понеслись к пятерым женщинам в беседке. Два старших мальчика держали восьмилетнего Ренна за руки и практически несли его на себе, подбегая к женщинам. Их ружья болтались за плечами с другой стороны.
– Мама! Мама! – закричал Джон. – Красноспинные!
– Красноспинные! – эхом воскликнули Филиппп и Ренн.
– Мама! – перебил их Джон. – Отряд красноспинных и индейцев приближается к дому с северо-запада! Их не меньше пятнадцати, а может быть и больше!
– Что? – спросила Элиза, поднявшись так резко, что разбудила Китти, дремавшую у нее на коленях, и та издала тонкий писк. Элиза уставилась на северо-запад, но ничего не смогла разглядеть из-за изрядно разросшихся вишен в саду. – Вы абсолютно уверены?
– Они стреляли в нас. Белые были одеты в гражданское, но ошибки быть не может! Нам нужно добраться до дома и подготовиться к обороне!
Элиза повернулась к матери за указаниями. Миссис Скайлер поднялась на ноги с непроницаемым выражением лица. Под потрясенными взглядами троих старших детей она решительно подошла к Джону и вырвала ружье из его рук, а затем обернулась к Филипппу и забрала его тоже, после чего, к вящему удивлению наблюдателей, выкинула оба ружья в цветы на клумбе.
– И речи быть не может ни о какой обороне или стрельбе! – сказала она с такой страстью в голосе, которую Элиза прежде не слыхала. – Вы с ума сошли? Если вы начнете палить по британскому отряду, они прикончат вас, как солдат на поле боя. Я не стану смотреть, как моих сыновей расстреливают в их же собственном доме!
– Мама! – начал было Филиппп, но Кэтрин перебила его.
– Ни слова больше, или, клянусь Господом и Спасителем нашим, я вас перекину через колено и выдеру! В дом, все трое, живо. А вы, девушки, чего ждете? На холм, сейчас же! Собираетесь поприветствовать этих джентльменов в саду, как кучка ленивых доярок? Наверх! Наверх!
Ошеломленные обитатели поместья поспешно кинулись подниматься по ступенькам, ведущим из сада в дом. Элиза, все еще держащая на руках Китти, прижимала ее к груди так крепко, что малышка начала возмущаться. Элиза попыталась ослабить объятия, но ей это не удалось. Невозможно было поверить в то, что пока Алекс, рискуя жизнью, сражается с британцами в Вирджинии, за полтысячи миль отсюда, они с братьями, сестрами и матерью оказались под ударом прямо здесь, в Олбани.
«Это говорит о том, что британцы отчаялись», – сказала она себе. Но эта мысль ее не успокоила. Скорее возмутила. «Трусы! – решила она. – Нападать на женщин и детей!» Сердце выскакивало из груди при мысли о безопасности семьи и о том, как обезумеет Алекс, если с ней что-то случится.
На полпути к вершине холма она обернулась. К ее ужасу, у его подножия можно было с легкостью разглядеть толпу людей, одетых в темное. Три или четыре из них были бледнокожими, одетыми, как европейцы – никаких красных мундиров, но их отсутствие компенсировалось враждебностью на лицах.
– Элиза, пожалуйста! – взмолилась Пегги, хватая сестру за руку. – Не зевай! Беги в дом!
Элиза поспешила наверх, но ее не покидало ощущение, что они бегут в ловушку. Зачем мать выбросила ружья мальчиков – единственное средство защиты, бывшее в их распоряжении! Разумом она понимала, что решение матери было единственно верным. Если бы мальчикам хватило глупости стрелять в пришельцев, в ответ их бы изрешетил град пуль. Но оказаться запертыми в доме, без оружия и без
