Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
Алекс добрался до следующей бреши и, обнаружив там майора Фиша, отдал ему тот же приказ. Не успел он договорить, как раздался страшный треск, и чей-то голос шутливо крикнул:
– Лес!
Алекс посмотрел вверх и увидел, как одно из бревен падает на землю, заставляя рубщиков разбежаться в стороны. Пробой ослабил целое звено палисада. Через пару секунд упали еще два ствола, а за ними четвертый и пятый. В стене возникла дыра шести футов в ширину.
Рядом возник Жима.
– Люди готовы, сэр.
– Отлично, майор. Я сам поведу их в атаку.
Жима удивленно моргнул, но больше на его лице ничего не отразилось.
– Как пожелаете, сэр.
Он отступил, и Алекс встал перед строем.
Он окинул взглядом целое море бледных лиц.
– Джентльмены! – воскликнул он. – Мы это делаем не ради славы, а ради Америки! – Затем вскинул ружье над головой, словно пронзая небо штыком. – В атаку!
11. Вторжение
Особняк Скайлеров
Олбани, штат Нью-Йорк
Сентябрь 1781 года
Все лето и начало осени мысли Элизы постоянно крутились вокруг ее мужа, его назначения и грядущей битвы, поэтому она уже привыкла жить в постоянной тревоге. Редкие письма с фронта помогали ей слегка успокоиться, но было сложно находить новые и новые утешения в мирном, почти пасторальном быте поместья, зная, что Алексу сейчас далеко до спокойствия и безопасности. Даже спустя много месяцев она продолжала ругать себя за их далекое от идеала прощание, и все письма Алекса, которым удалось добраться до нее, всегда носила при себе, в кармане, чтобы в любой момент напомнить себе о том, что он существует и любит ее.
– С ним все в порядке, – сказала Анжелика, словно отвечая на ее мысли. Сестра взяла ее под руку, в то время как остальные дамы совершали утренний моцион между цветочными клумбами, украшавшими обе стороны садовой дорожки.
Элиза благодарно пожала локоть сестры.
– Скажите-ка мне, матушка, – попросила Анжелика, пытаясь отвлечь сестру более будничными заботами. – Почему у «Угодий» нет портика?
– Портика? – переспросила миссис Скайлер, как будто это было слово из языка коренных американцев, которое она ни разу не слышала, вроде «сквош» или «сохатый». Она направилась к восьмиугольной крытой беседке, стоящей в центре декоративного сада к югу от особняка, и уселась там в низкое угловатое кресло, сделанное из спилов, чья кора за долгие годы стерлась до полированной гладкости.
– Да, портик, мама, – повторила Анжелика со смешком, устраиваясь рядом с матерью. Ее беременность стала намного заметнее за последние три месяца, прошедшие с тех пор, как она рассказала все семье, и ей пришлось немного ослабить бант на поясе платья, которое, даже будучи расшитым, все равно туго обтягивало ее талию.
– Малышке Китти тоже интересно, – поддержала Элиза, взглянув на туго спеленутую круглолицую кроху, которую держала на руках, следуя за матерью и сестрой в беседку. Ее самую младшую сестру только что покормили и перепеленали, завернув в тоненькую кружевную пеленку по причине нетипичной для октября жары, пусть и не удушающей, но заставившей Элизу пожалеть, что она, в отличие от малышки, упакована в нижние юбки.
Когда она устроилась, Мэри, горничная, споро начала разбирать корзину с провизией, приготовленную для пикника, пользуясь помощью Лью, который принес вторую корзину – с фарфором и столовым серебром.
– Аккуратнее, Лью, – отчитала парня Мэри. – Хоть он и зовется костяной фарфор, это не значит, что он крепок, как твои кости, которые я тебе переломаю, если ты разобьешь хоть одну тарелочку из сервиза хозяйкиной матери.
– Портик? – второй раз переспросила миссис Скайлер. Элиза, глядевшая на мать, не могла сообразить, дразнит ли она Анжелику или действительно не понимает, о чем идет речь.
– Портик, мама, – сказала Анжелика с наигранным раздражением. – Вы же знакомы с таким понятием? Пристройка к дому, с крышей, но без стен, благодаря наличию которой жители поместья могут наслаждаться чашечкой чая с мятой, не спускаясь с холма на четверть мили.
– Не забудьте про булочки! – вставил Лью, жадно пожирая глазами горку присыпанной сахарной пудрой выпечки, с которой Мэри только что сняла расшитое яркими цветами кухонное полотенце.
– Мэри, будь добра, дай этому мальцу булочку и отошли его, пока он не перебил всю посуду в корзине, – велела Кэтрин Скайлер. После того как Лью принял угощение, она продолжила: – С чего бы я вдруг стала распивать чай в портике, когда могу выпить его здесь, в приятной сельской атмосфере, среди ароматов цветов, пения птиц и самых прелестных пейзажей, куда ни посмотри?
На самом деле до них доносились лишь звуки очередной братской перепалки, затеянной Джонни, Филипппом и Ренном где-то вне поля их зрения. Судя по количеству криков, мальчики либо отлично проводили время, либо у одного из них за обедом под глазом будет синяк. Впрочем, скорее, и то и другое.
– Я полагаю, что тут все дело в пути, о котором упоминала Анжелика, – вставила Элиза. – От нашего дома к подножию холма ведут семьдесят восемь ступенек. И хотя пейзажи вокруг действительно прелестны, но возле дома ничуть не меньше цветов, включая те розы, которые посадил папа, когда Корнелия родилась, и птицы на вершине холма поют ничуть не хуже, чем внизу, и, смею заметить, вид, на самом деле, даже чуточку лучше благодаря более высокой точке обзора и отсутствию препятствий в виде кустарника.
– Ага, вот тут вы не правы, маленькая мисс. – Кэтрин Скайлер сидела с торжествующим видом человека, поймавшего собеседника на грубейшей ошибке. – В портике, – она опять произнесла это слово так, словно это загадочный иностранный термин, хотя теперь было совершенно ясно, что она просто развлекается, – можно смотреть лишь в одну сторону, в то время как здесь открывается вид на все четыре.
– И все же есть кое-что, чего отсюда не видно, – добавил запыхавшийся голос. Это была Пегги, спешившая вниз по ступенькам с кучей вееров в руках. – Дорога, – закончила она, раздавая веера трем сидящим в беседке женщинам.
Элиза огляделась и поняла, что Пегги права. Кусты сирени, теперь уже отцветшие, но все еще в плотных зеленых листьях в форме сердца, закрывали вид на дорогу.
– А если мы не можем видеть дорогу, – продолжила Пегги, едва успев устроиться, распахнуть веер и начать
