Любовь & Война - Мелисса де ла Круз
– По глоточку, чтобы скрепить наш союз. Я пристрастился к вашему американскому виски. На вкус как грех и жжет, как адское пламя, но, как говорят, «делает свое дело», и довольно-таки быстро.
– Трудно представить более подходящий случай, – сказал Алекс, приняв фляжку и сделав глоток огненной жидкости, прежде чем возвратить ее Жима. Тот передал ее Лоуренсу, а затем Фишу и лишь потом глотнул сам.
Едва Жима успел закрутить крышку на фляжке и убрать ее назад, по ту сторону палаточного полога раздались быстрые шаги. Было слышно, как часовой спрашивает пароль, и задыхающийся голос отвечает: «Рошамбо!» Мгновение спустя полог откинули, и в палатку вошел молодой солдат.
– Красноспинные меняют часовых на стене, – выдохнул он, даже не пытаясь определить командующего. – Залп дадут в любую минуту.
Алекс кивнул ему.
– Джентльмены! – воскликнул он. – В бой!
Он пожал руки Фишу и Жима, и они направились к выходу. Лоуренс сгреб Алекса в медвежьи объятия, расцеловал в обе щеки, а затем тоже скрылся в ночи.
Оставшись в палатке один, Алекс вытащил из кармана последнее письмо от Элизы, которое он знал наизусть, поэтому читать его не было необходимости.
Мой дорогой!
Пятого июля в нашем с Анжеликой присутствии появилась на свет Кэтрин ван Ренсселер Скайлер Вторая. Это крепкая малышка с живыми глазами, которую мы уже окрестили Китти, как, по словам мамы, ее саму звали, когда она была девочкой. (Хотя мне нелегко было представить, у кого хватило бы духа назвать Кэтрин ван Ренсселер Скайлер Первую «Китти»!) В дополнение к радостям этого дня Анжелика сообщила мне, что они с мистером Черчем тоже ждут ребенка! О, Алекс, это происходит! Война кончается, и на свет появляется новое поколение! Первое поколение, которое с рождения будет американцами! Эта честь так велика, что трудно себе представить. О, мой дорогой, я не могу дождаться, когда ты опять будешь здесь – когда мы обзаведемся своим домом, где бы он ни был, в Олбани, Бостоне, Нью-Йорке или Филадельфии! Поспеши ко мне, и мы вместе поведем эту страну в будущее!
Твоя любящая жена, Элиза.
«А говорят, что я красноречив», – подумал Алекс и вытер глаза, подозрительно повлажневшие.
– Должно быть, от пыли, – пробормотал он, хоть услышать его было некому. Затем быстро сложил письмо и убрал его в карман – его слова продолжали жечь душу и заставляли стремиться вперед, – схватил ружье и топор, прислоненный к шесту палатки, и выбежал наружу, готовый к битве.
Быстрый осмотр убедил его в том, что Лоуренс, Жима и Фиш заняли позиции во главе своих батальонов. Их солдаты выстроились в линию, опустившись на одно колено, как спринтеры у стартовой черты.
– По моей команде! – крикнул он.
Никто не ответил, и все же внимание было таким напряженным, что его можно было пощупать: поскрипывали кожаные ремни портупей и шуршали в ножнах сабли.
Мгновение спустя первая пушка издала свой оглушающий «БУМ!», и свист ядра разорвал ночь.
БУМ! БУМ! БУМ! БУМ!
Одно за другим вылетали ядра. К тому времени, как вылетело пятое, первое взорвалось высоко в небе. Вспышка, похожая на долгую, неспешную, разветвленную молнию, превратила ночь в день, осветив четыре сотни мрачных и решительных лиц.
– Подрывники, вперед! – закричал Алекс.
В ответ, хоть вспышка уже и потухла, слабо донесся вторящий ему голос Фиша:
– Подрывники, вперед!
Двадцать человек рванулись вперед, когда второе ядро взорвалось, расцветив темноту очередной ослепительной вспышкой света. Следующие несколько минут представляли собой жуткое зрелище, потому что темноту то и дело в клочья разрывал ярчайший свет. Из-за вспышек казалось, что подрывники перемещаются вперед скачками, как стая голодной саранчи. При этом они поделились на две группы и уже приближались к длинной линии наклонных кольев, служивших британцам первой линией обороны. Хоп, хоп, хоп, хоп: с каждой вспышкой две толпы оказывались на пять футов ближе к лесу заостренных стволов и веток. Затем, когда взорвалось последнее ядро, солдаты Фиша последовали за ними, и их топоры и пилы ловили последние отблески гаснущего света.
По небу струились ленты дыма, чуть серея в вернувшейся темноте, а в воздухе разливался запах сгоревшего пороха. Через широкую нейтральную полосу с дальнего края палисада донесся звук горна.
– Нас атакуют! – расслышал Алекс крик какого-то британца. – Мятежники наступают!
«Мы больше не мятежники, – подумал Алекс. – Мы – американцы».
Он достал часы из кармашка и посмотрел на циферблат в свете потайного фонаря. С тех пор как люди Фиша пошли на штурм, прошло около двух минут. Он вспомнил, как майор хвастался, что его команда расчистит проход среди кольев за это время, и почти решился отдать приказ о наступлении до назначенного времени. Каждая выигранная минута лишала британцев времени на организацию защиты.
«Успокойтесь, полковник», – сказал он сам себе голосом, максимально напоминающим голос Лоуренса.
Следующие две минуты были самыми долгими в его жизни. Когда часы отсчитали последние секунды, он поднял свой топор над головой. И снова напряжение и сосредоточенное внимание растеклись по рядам солдат. Секундная стрелка на часах преодолела последнее деление.
– В атаку! – закричал он, затем повернулся и побежал к вражеским стенам.
Следующие минуты слились в одно размытое пятно. Алекс видел себя будто бы со стороны палисада британцев, с топором, поднятым высоко над головой, словно у вождя воинственного индейского племени. За спиной раздался оглушающий рев, когда четыре сотни солдат, издав леденящий кровь боевой клич, кинулись вслед за ним. Грохот их сапог – даже изношенных сапог капрала Фромма – сотрясал землю под его ногами. Но вместо того, чтобы лишить его равновесия, он нес вперед, как приливная волна несет пловца к берегу.
В призрачном свете молодой луны перед ним возникла укрытая тенями стена. Еще через три шага он мог разглядеть ее достаточно отчетливо, чтобы узнать в ней засеку британцев. Вражеские солдаты срубили сотни ветвей и тонких стволов в окрестных лесах и садах, оставив побеги и листья с одного конца, но опасно заострив другой. Ветви были связаны вместе и укреплены камнями так, чтобы острые верхушки почти пятифутового заслона были обращены к атакующим солдатам. Любого, опрометчиво наткнувшегося на них, колья проткнули бы в дюжине разных мест. Любой, кто остановился бы, чтобы убрать этот заслон, рисковал нарваться на огонь вражеских ружей.
Но подрывники майора Фиша сделали свое дело. В ощетинившейся кольями стене возник бледный пролом, не более пяти футов в ширину, но и этого хватило, чтобы могли пройти трое в ряд. Это было опасно, но все же чуть меньше, чем пытаться взобраться по стене из кольев.
«Враг сконцентрирует огонь на
