Мисс Совершенство - Лоретта Чейз
Его тошнило от вони, он поскользнулся и упал в кровавое месиво. Эта отвратительная трясина чуть было не поглотила его. «Не думай об этом!» – приказал он себе, когда Горди снова вытащил его, но укрыться было негде. Пока они добирались до палатки полевого лазарета, он заметил нечто совершенно ужасное и отвел взгляд, но было поздно. Это была рука с прилипшим к ней грязным, окровавленным куском ткани – остатками гофрированной манжеты на безжизненном запястье.
Потом эта сцена растворилась в тумане, и он услышал голос: понять всего не смог, но о многом догадался.
– Нет, – сказал он. – Они ошибаются. Это всего лишь царапина. Я отказываюсь.
Голоса стали резче, нетерпимее. Хирург сказал, что у них нет времени вытаскивать кусочки кости, металла и дерева: может начаться гангрена. Ногу необходимо ампутировать, иначе он умрет медленной мучительной смертью.
Алистер представил себе вонючую кучу, которую видел, и человека, бросавшего туда его ногу. И это все, ради чего он спасся, борясь со страхом и отчаянием? Потерявший терпение хирург с пилой в руке? Он пережил все это для того лишь, чтобы его изувечили?
– Они не понимают! – Он судорожно сглотнул. – Они знают единственный способ. Надо отсюда уйти.
– Да-да, только, пожалуйста, проснитесь.
Он почувствовал руку на своем плече и, накрыв ее своей ладонью, попросил:
– Да, держите меня! И я со всем отлично справлюсь.
– Конечно, справитесь. Только проснитесь.
Голос принадлежал женщине. Англичанке.
Алистер открыл глаза. Тишину нарушало лишь потрескивание огня в камине. Комната была освещена, и он без труда узнал склонившуюся над ним женщину.
– Так-то лучше, – сказала она. – Вы меня узнаете?
– Разумеется. – Он улыбнулся. Это был просто сон – вот и все.
Он испытал огромное облегчение, и пусть не знал, где находится, но был уверен, что не на небесах, и обрадовался, потому что не был готов отказаться от земных радостей.
Подавив стон, он сжал руку, лежавшую на его плече. Он мог бы поцеловать ее, стоило повернуть голову, но не стал.
– Я, должно быть, заснул, и мне приснился плохой сон.
– Как вас зовут? – спросила она.
Он с недоумением взглянул на нее, а когда она повторила вопрос, смущенно хохотнул.
– Разве вы не знаете меня, мисс Олдридж? Неужели я так сильно изменился?
Нет, он все тот же, только получил травму и поэтому не слишком хорошо соображает.
– Я должна время от времени спрашивать, как вас зовут, – с деловым видом заявила она. – А также задавать и другие простые вопросы, чтобы определить, не пострадал ли ваш мозг.
Ее деловой тон прогнал его тревоги, и ему захотелось прилечь ее к себе и зацеловать до такой степени, чтобы в голове не осталось ни одной разумной мысли. Но это недопустимо, потому что… Ах да! Она благовоспитанная девушка, а он истинный джентльмен. После того как он разобрался с этим вопросом, ему в голову пришла вдруг еще одна разумная мысль: ей не следует находиться здесь в столь поздний час наедине с ним.
Крайне неохотно он отпустил ее мягкую руку, откинулся на подушки и, окинув взором слабо освещенную комнату, спросил:
– Где ваш отец?
– Час назад я отправила его спать. На него нельзя положиться. Из него плохая сиделка.
– Я не больной, – возмутился Алистер. – У меня растяжение связок и, возможно, сотрясение мозга – и все. Причем сотрясение слабое, ведь я помню, как меня зовут, что одежду мне шьет Уэстон, а сапоги – Хоби. Кстати, сапоги, которые вы разрезали на кусочки, Хоби сшил всего две недели назад. Шляпы мне делает Лок, а жилеты…
– Достаточно, – остановила его Мирабель. – Мне не очень интересно, сколько народу занято вашей экипировкой. Наверное, это не менее сложный процесс, чем оснащение судна, и имеет для вас такое же значение, как такелаж – для капитана Хьюза.
– Вот как? Значит, мой мозг пострадал сильнее, чем мы думали, потому что я отлично помню, как вы не раз упоминали о том, что я элегантно одет.
Она выпрямилась и, на шаг отступив от кровати, холодно возразила:
– Это просто наблюдение, не более того.
А вот Алистер заметил, что она, должно быть, собственноручно укладывала волосы, потому что ее прическа не только не претендовала на какое-либо подобие стиля, но и разваливалась. Спутанный пучок медно-рыжих кудряшек свисал до плеча.
Что касается ее одежды, то она либо спала в ней, либо второпях накинула на себя первое, что подвернулось под руку.
Она была в том же платье, что и накануне, только без корсета. Это он сразу заметил по тому, как сидело платье и как обрисовывало грудь. А ему так хотелось, чтобы она была в корсете, чтобы все пуговки были застегнуты и все ленточки завязаны. Он приказывал себе не думать о ее нижнем белье и теле под ним, но не мог. Когда грудь не поддерживалась корсетом, было не трудно представить себе ее истинную форму и размер.
Он вспомнил, какая тонкая у нее талия, как восхитительно покачиваются при ходьбе бедра.
Все это он мужественно терпел, но потом вдруг вспомнил ее руку, такую теплую, которую накрыл своей ладонью, и у него перехватило дыхание.
– Вам лучше уйти, – произнес он хрипло. – Вам вообще не следовало приходить сюда, тем более среди ночи. Это крайне неприлично.
– Что правда, то правда, – согласилась она. – Вы делали такие намеки, что я заподозрила в вас распутника.
– Распутника? – Алистер резко приподнялся с подушек, на что нога и лодыжка отозвались острой болью.
– Но вы с такой легкостью рассказывали мне о своей дорогостоящей танцовщице.
– Это вовсе не означает, что я распутник. Если бы я был…
Он умолк. Будь он распутником, не задумываясь затащил бы ее к себе в постель. Она и понятия не имела о том, как трудно мужчине вести себя как положено джентльмену в подобных обстоятельствах. Посмотрел бы на него сейчас отец!
Нет, поразмыслив, решил он, пусть уж лучше милорд остается в полутораста милях отсюда.
Тем временем его ничего не ведавшая об этом соблазнительница наморщила лоб, видимо, вспомнив о чем-то.
– Моя тетушка Клотильда обычно делится со мной лондонскими сплетнями, и я уверена, что ваше имя упоминалось в ее письмах, – конечно, это было до битвы, в которой вы проявили героизм. Имен, конечно, я не помню, поскольку эти люди мне неизвестны, но ваше имя там наверняка фигурировало.
Она опустилась в
