Графиня на арене - Минерва Спенсер
— Почему нет? Тебя никто не узнает: ты же носишь маску во время выступлений.
— Это все, что ты хотел спросить?
— Ну, э-э, да. Но почему бы тебе не…
— Я поговорю с Гаем, но на бал не пойду. Теперь прощайте, мистер Уингейт.
С тех пор они больше не встречались, хотя наблюдала за ним она регулярно.
Так уж случилось, что она и правда решила поговорить с Гаем и — да, хоть это и было ошибкой — согласилась провести для него расследование, в основном потому, что Эллиот был прав: если кто-то не остановит Гая, тот наверняка все запутает, вмешавшись в дела Сесиль. Учитывая, что выяснилось в ходе расследования, Джо была рада, что взялась за эту работу.
Так или иначе, это расследование — несложное и недолгое — закончилось, и она опять слонялась без дела, а это значило, что у нее было море свободного времени, чтобы следить за Эллиотом.
Вот как сейчас.
Слежка приносила ей только боль, которая была тем сильнее, чем чаще она наблюдала за этой парой, потому что Эллиот явно ухаживал за леди Элизабет. Джо прекрасно это видела, хотя никто никогда не ухаживал за ней.
«Он ухлестывал за тобой как мог, малышка».
Вот уж такого Мунго никогда бы не сказал, потому что никогда не поощрял ее попытки сойтись с кем-нибудь поближе. Нет, это все ее собственное сознание вероломно убеждало ее голосом Мунго не отпускать Эллиота, умолять его простить ей вздорное поведение и принять ее назад — пусть даже просто как любовницу.
Хвала небесам, Джо была достаточно умна, чтобы не поддаваться советам. Всякий раз, когда ей трудно было справиться с эмоциями, она вспоминала лицо Эллиота, когда она убила Бруссара и его бандитов, или когда рассказала ему о том, что Мунго — ее отец.
«Лучше бы тебе не показывать свои навыки без надобности, цыпленочек, потому что мужчины шарахаются от женщин, способных на такое».
Джо жалела, что не последовала этому совету с Эллиотом. Быть может, знай он ее только как цирковую, их отношения не зашли бы так далеко, но после того, как она спасла его от Бруссара, он стал проявлять к ней значительно больше интереса и был слишком близко, чтобы устоять. Надо было, просто оставить его в гостинице восстанавливаться. Надо было…
Джо вздохнула. Надо было… можно было… теперь-то какая разница?
Прислонившись к стволу дерева, она во все глаза смотрела на Эллиота и леди Элизабет. Пара выглядела великолепно, они словно были созданы друг для друга: оба красивые, темноволосые, стройные, а главное — представители одного социального класса.
Джо видела, что леди Элизабет, милая и добрая, всегда вежлива со слугами, которые помогали ей выходить из роскошной кареты и залезать обратно, и щедра с нищими, дворниками и всеми, кому повезло в жизни меньше, чем ей.
Никому и в голову не придет, что леди Элизабет способна резать глотки и вонзать в людей ножи, а также вымазаться в грязи до такой степени, что становится похожей на бродяжку.
И уж точно никогда не станет бросаться на Эллиота, словно бешеная обезьяна на дерево, и требовать немедленно ее отыметь.
В общем, для Эллиота это идеальная пара, не то что Джо.
В ту последнюю ночь, что они провели вместе, она вела себя как злобная мегера, словно он какое-то чудовище, потому что не поверил ее малоубедительным словам о невиновности Таунсенда и Мунго. Она злилась не на него за то, что не поверил ей, а на себя — за то, что не могла его за это винить.
Хоть она и не сомневалась в невиновности Мунго, глупо было ожидать, что в это поверят другие.
У нее нет никаких доказательств существования шпионской сети, и скорее всего за Мунго никто не гонялся, хотя он тридцать лет жизни постоянно заметал следы и оглядывался через плечо. Джо не думала, что он ей врал, нет: он всем сердцем верил, что майор Джон Таунсенд, который служил своей стране и заплатил за службу репутацией, семьей и, в итоге, жизнью, невиновен.
Знакомый мужской смех вырвал Джо из ее мыслей, и она решительно отбросила думы о прошлом.
Эллиот смеялся над какими-то словами леди Элизабет, и этот звук странно отозвался у Джо в груди. Было и увлекательно и мучительно наблюдать, как Эллиот общается с этой красивой женщиной. Увлекательно, потому что сама Джо не могла и мечтать о том, чтобы держаться с кем-нибудь так свободно и естественно, а мучительно — потому что ей хотелось, чтобы он так смеялся над ее шутками.
Оба вернулись к шикарной карете, на которой приехали; Джо знала, что она принадлежит старшему брату Эллиота, графу Норритон. Своей кареты у Эллиота не было, как и своих лошадей. Он никогда не старался пустить пыль в глаза, никогда не притворялся богаче, чем был. Когда он смотрел на нее той ночью, Джо видела в его глазах искренние чувства — он не пытался их скрыть.
Джо гордилась, что завоевала его уважение, и ей было невероятно тяжело отказаться от него.
Ее поражала его способность чувствовать себя как дома хоть в замызганном кабачке во французской глуши, хоть в дорогих одеждах на дорожках Гайд-парка. Ему везде было комфортно. Это была особая способность Эллиота Уингейта: никогда не привлекать к себе внимания ни одеждой, ни внешностью. Он мог ввести в заблуждение кого угодно. Красоту Сина и Гая ему заменяла фактурность — это слово подходило больше всего. Под каждым его слоем скрывался другой. Что она найдет, если доберется до сердцевины под всеми этими слоями? Джо отчаянно хотелось узнать.
К сожалению, из-за ее собственного поведения это невозможно.
Глава 10
Высадив леди Элизабет перед особняком на Беркли-сквер, принадлежавшим ее семье, Эллиот опять запрыгнул в карету и отправился к собственному, гораздо более скромному жилищу. При этом мысли его занимала вовсе не та женщина, с которой он только что расстался, хотя леди Элизабет была умна, мила и очаровательна, а та, что наблюдала за ним в Гайд-парке.
Эллиот не видел Джо Браун, но предполагал, что она где-то неподалеку, раз в парке летал Ангус.
Губы Эллиота изогнулись в полуулыбке. Джо могла без труда слиться с пейзажем — как, впрочем, и с любым окружением, — но ее огромного черного питомца было сложнее скрыть в Лондоне, чем в лесах Франции и Пруссии.
Эллиот не видел Джо уже несколько недель — с тех самых пор, как охотно воспользовался шансом
