Лаура Паркер - Буря страсти
— Трофейный французский коньяк? Великолепно! Выпьем за грядущую битву.
— Если планируется сражение. Почему я об этом ничего не знаю? — удивился Джейми.
Эррол остановился на полпути и пристально посмотрел на молодого человека.
— А зачем еще нужны друзья, как не для того, чтобы сообщать приятные новости?
— Ты сегодня в странном настроении, — проговорил Квинлан, обеими руками приглаживая волосы.
— На то есть причина. — Эррол отхлебнул довольно изрядную порцию коньяка. Запах напитка ему не нравился, зато он высоко ценил его крепость. — Одна крошка пытается повесить на меня отцовство.
— Ты сделал ей ребенка?
Эррол глянул на Джейми так, будто тот был источником всех его неприятностей.
— А кто из нас не делал?
— Я! — воскликнул Джейми.
Рот Эррола превратился в тонкую линию.
— Ты, мой дорогой мальчик, по своему развитию едва ли опережаешь безмозглую овцу.
Молодой человек сильно покраснел.
— Я спал с женщинами, со множеством женщин. Спроси Хиллфорда.
Квинлан и Эррол устремили вопросительные взгляды туда, куда кивнул Джейми, и увидели майора Рейфа Хиллфорда, своего командира, который как раз вошел в палатку. Он был одет в изношенный полевой доломан (Гусарский мундир, расшитый шнурами и имеющий наплечные шнуры вместо погон и эполет). Уже много недель Хиллфорд и Веллингтон находились в Брюсселе. Поэтому его появление в лагере означало, что приближается сражение. И это было понятно всем троим младшим офицерам.
Майор Хиллфорд поднял густую темную бровь.
— Я не могу ручаться за способности Хокадея. — Сняв дождевик, надетый поверх доломана, он добавил: — Кстати, я тоже еще ни разу не делал бастардов.
— Почему-то меня это не удивляет. Ты слишком много времени тратишь на раздумья. — Эррол повернулся к Квинлану, обнажив зубы в пиратской улыбке. — А вот с тобой мы прочесали улицы Неаполя, Рима и Парижа. Признайся, что хотя бы одного бастарда ты имеешь.
На красивом лице Квинлана отразилось легкое недоумение:
— Сожалею, но что касается конкретно этого преступления, то в нем не виновен.
Квинлан заметил, что его ответ разозлил Эррола.
— Не строй из себя проповедника, ханжа! Если твое семя не дает потомства, так только потому, что у тебя не хватает пылу!
— Значит, ребенок твой, — проговорил Джейми с исключительной вежливостью, что привело Эррола в бешенство.
— Разве я должен отвечать за всех ублюдков, которых нарожали ублажавшие меня шлюхи? — набросился он на юношу. — Я так не считаю! — Он направился к столику, чтобы налить себе еще коньяка.
— Кажется, ты закончил мое письмо, — с надеждой сказал Джейми, присев на сундук.
— Вообще-то да, — ответил Квинлан и посмотрел на Рейфа. — Но прежде мне нужно закончить одно дело.
Джейми принялся теребить свой новый пояс. Он отдавал себе отчет в том, что окружающие видят в нем бесполезного юнца и могут ошибочно принять за неопытного аристократа, поступившего в армию лишь из желания надеть красивую форму. Однако когда требовалось, он быстро входил в роль английского компетентного офицера. В его душе жило единственное желание — поскорее вернуться в Лондон. Наполнив стакан во второй раз, Эррол заметил, что Квинлан и Рейф склонились над каким-то листком бумаги.
— Ага! — воскликнул он и поспешно приблизился к ним. — Новый приказ?
— Нет. Это личное письмо.
Проблеск враждебности во взгляде Хиллфорда пробудил в душе Эррола дух противоречия.
— Личное, да? Должно быть, последнее творение Пера? А ну-ка прочти вслух.
Рейф молча сложил письмо и спрятал его за пазуху. Это уже было слишком для Эррола. По-пиратски усмехнувшись, он попытался вытащить письмо, но Рейф метким ударом отвел его руку.
— Ой! Да мы обиделись! — завопил Эррол. — А ну держи его, Хокадей. Я хочу узнать, какой тайной Хиллфорд так упорно не хочет поделиться. Господь свидетель, я не откажу себе в таком развлечении.
Рейф взялся за эфес шпаги.
— Только тронь меня — и смерть от вражеской сабли покажется тебе милостью. — Его тихий голос и спокойствие лишь подчеркнули серьезность угрозы.
Продолжая улыбаться, Эррол вытащил свою шпагу. Его глаза сверкали злобой.
— Время я называю «сейчас», а место — «здесь».
— При нынешних обстоятельствах у Веллингтона могут возникнуть затруднения с тем, чтобы достойно наказать вас обоих, — с деланным равнодушием напомнил о грядущем сражении Квинлан, вставая между противниками. — Если вам так хочется пустить кровь, то делайте это не в моем жилище. Здесь и так грязно.
Эррол хмыкнул, не отводя взгляда от Рейфа.
— Вполне справедливо. Не буду отбирать работу у твоей судьбы. Всем известно, что ты обладаешь даром провидца. — Он тыльной стороной ладони ударил Рейфа в грудь. — Храни свои чертовы секреты. Они в твоем полном распоряжении!
Рейф убрал шпагу.
— Временами, Петтигрю, ты заходишь слишком далеко, — сказал он.
— А где мое письмо? — вмешался Джейми, обрадованный тем, что опасность поединка миновала. — Я с удовольствием прочту его всем.
Квинлан достал из ящика стола сложенный лист и протянул юноше. Тот с энтузиазмом развернул его и начал читать вслух:
«Моя дорогая сударыня!
До настоящего времени в вашем присутствии я был подобен камню, который молчит о своих чувствах и запрещает себе о чем-либо думать. Больше молчать я не могу. То самое восхищение, что лишало меня дара речи, сейчас побуждает добиваться вашей благосклонности имеющимися у меня средствами. Услышьте крик души того, кто написал это послание, и не осудите его слог. Я должен высказать все, что у меня на сердце, иначе я взорвусь!
Добрейшая, нежнейшая госпожа, я предлагаю вам свою руку и сердце. Вы станете моей женой?
Я молю вас не медлить с ответом, хотя это привилегия любой здравомыслящей благородной дамы. Прошу, возлюбленная моя, прислушайтесь к голосу сердца. Да будет ваша смелость так же велика, как ваша доброта. Скажите: «Да Джейми, я стану твоей!»
И все же, если вы намерены отказать мне в моей просьбе не скрывайте этого, нежнейшая из женщин. Знайте: вы раните только мою надежду, но не сердце. Моей любви это не коснется. Я буду любить вас всегда, вечно.
Ваш Джейми».
Джейми, похоже, остался доволен.
— Если оно не пробудит в ней теплых чувств, — проговорил он, складывая письмо, — значит, женщине просто невозможно угодить. Огромное спасибо, Перо.
— Отлично написано, — согласился Рейф с веселой улыбкой, которая редко появлялась на его лице. — Желаю тебе, Хокадей, чтобы твоя попытка увенчалась успехом, хотя мне кажется, что в двадцать четыре года ты еще слишком юн, чтобы связывать себя.
— Верно, — поддержал его Квинлан. — Но что можно возразить против таких слов: «Любовь, что быстро губит юные сердца»? Не могу не обратиться, Хокадей, и к другим наблюдениям Данте. Он сказал: «О горе, сколь сладки были грезы и велико желание, что привели их к грустному концу».
