Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины - Антонио Гарсиа Мартинес
Как, черт возьми, кто-то может попасть в несчастный случай на такой скорости?
Я бы, по сути, мог закрепить руль изолентой, заснуть и все равно добраться до дома.
Никто из этих идиотов не умеет водить. У них надо отобрать права. Ограничение скорости должно находиться на уровне минимум 100 миль в час.
Вы понимаете, что последние несколько часов жили не в том же мире, что большинство остальных людей. А сейчас вы в мире… который… течет… так же… медленно… как… патока.
Таковы ощущения при переходе из стартапа в крупную компанию.
В Facebook умели поддерживать скоростную культуру, нацеленную на постоянную доставку новых продуктов потребителю. Во времена корпоративного средневековья эта способность была уникальной и достойной восхищения. Но все равно, это был лишь автобан в немецком стиле, а не гоночная трасса. Прошли те дни, когда кучка инженеров могла удариться во все тяжкие и запустить Facebook Video вопреки желаниям Цукерберга. Большинство транспортных средств двигались в пределах ограничения скорости, правая полоса была забита многочисленными грузовиками, а по левой полосе несколько избранных водителей мчались на полной. Право несоблюдения скоростного режима выдавалось единолично Цукербергом. Каждый, кто решался погнать вперед на свое усмотрение, рисковал своей карьерой.
Компании второго сорта напоминали американское шоссе. Изначально они были хорошо сконструированы, но потом сталкивались с огромным потоком проблем, которые уходили корнями в долговременное отсутствие ремонта – плюс у водителей отсутствовало понимание дисциплины полосного движения. Говнодав Town Car на левой полосе идет на скорости 70 км в час и блокирует движение, чувак на Supra с низкой посадкой и еще один драндулет проносятся справа от вас ровно посередине разделительной полосы, а грузовики идут по средним полосам, обгоняя друг друга на целых 3 км в час.
Когда вы переходите в Apple или Google из стартапа, вы в буквальном и переносном смысле едете на юг по 101-му. Поток более или менее движется, но в целом ваше транспортное средство – всего лишь одно из множества. Все сигналят перед сменой полосы, уважают полосу для транспортных средств с пассажирами и срывают злость на тупицах.
В худшем случае (кхм, Oracle) ваша большая компания – это округ Пахаргиндж в Дели в час пик: кошмарное столпотворение рикш, такси, грузовиков, пешеходов и коров. Все пытаются куда-то пробраться, но никому не удается сдвинуться, несмотря на крещендо клаксонов и голосов.
После того как я проработал в Facebook несколько месяцев, ощущение новизны стерлось. Я начинал ощущать усталость и расстройство от того, что мой спидометр застрял на середине двузначных цифр. Разработка продукта в отделе рекламы была вялой и на удивление неуверенной. Команда таргетирования продолжала пытаться выжать сок из высохшего лимона данных. Гокул продолжал безжалостно терроризировать команду отдела рекламы, не предлагая ничего в плане выбора направления. Безупречно компетентные сотрудники Facebook не были гонщиками из моей предыдущей стартаповской жизни. Казалось, я ждал шанса добраться до некой цели. С учетом уровня технологической компенсации я действительно этого ждал.
Вот как платят в Кремниевой долине.
Как и у большинства сотрудников, у меня был свой календарь получения акций, который определял скорость и частоту вознаграждений посредством выдачи мне доли в компании. И как у большинства сотрудников, мои компенсационные выплаты были распределены на четыре года. Ровно через год я получал одну четвертую часть, а после этого каждый финансовый квартал мне приходила 1/48. Ваша чистая стоимость напоминала постепенный подъем по лестнице быстро нарастающей ценности (особенно если у вас, как у меня, бо́льшая часть этой стоимости состояла в акциях компании). Несмотря на всю драму со сделкой, у меня был шаблонный контракт о трудоустройстве – только цифры в нем были выше благодаря рычагу от найма при поглощении и от трамплина, который мне придала игра Гокулом против Twitter. Как бы то ни было, мне надо было терпеливо дожидаться расписания выплат акционера. Для обозначения такого положения использовалась аббревиатура VIP – только означала она не «очень важную персону», а того, кто «покоится в ожидании», по аналогии с «покоится в мире».
Один из моих крупнейших недосмотров заключался вот в чем. Я не сообразил, что нетерпеливый предприниматель-стартапер, прикипевший к запаху горящего сцепления и гортанному реву мотора, никогда не продержится четыре года в состоянии «покоиться в ожидании» (это, несомненно, понимали те негодяи из отдела корпоративного развития, которые составляли мне контракт при приеме на работу). На самом деле вы бы провели там в лучшем случае два года – поэтому уменьшите вдвое цифры на вашем контракте о приеме на работу или перечне условий. А потом уменьшите вдвое еще раз, потому что они будут выданы в форме акций, а не опционов (благодаря тому, что органы внутреннего регулирования в долине подходят к выдаче компенсаций через полную задницу). Теперь сделка уже не кажется настолько великолепной, не так ли?
МЫ НЕ СОЗДАЕМ СЕРВИСЫ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ДЕЛАТЬ ДЕНЬГИ, – МЫ ДЕЛАЕМ ДЕНЬГИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ СОЗДАВАТЬ СЕРВИСЫ. – ЕВАНГЕЛИЕ ОТ FACEBOOK.
Для измерения прогресса я установил на свой MacBook приложение с часами обратного отсчета. Часы измеряли время до выдачи моей первой доли, без чего я уже не мог представить себе существование в компании. Часы отсчитывали минуты, часы и дни, и я часто обращался к ним – особенно после чрезвычайно сложной встречи, от которой воняло корпоративным ханжеством и кататонией.
Как гласит поговорка, праздность ума – мать всех пороков. Поэтому, между прочим, я взялся за серьезное дело, знакомое некоторым менеджерам по продукту – пытался трахнуть менеджера по маркетингу продукта.
ПММисс (как мы зовем их) сверху донизу состояла из кривых Безье: сначала выпуклость, потом впадина, а потом снова выпуклость, и все это в вертикальном волнообразном движении, от которого глаз не оторвать. В отличие от большинства женщин в Facebook (или во всей Зоне Залива, впрочем), она умела одеваться: ее основной опорой было платье в стиле сороковых, подогнанное по фигуре, которое отходило от шеи и заканчивалось у колен. Ее светлые волосы оттеняли оливковую кожу, а яркие глаза сверкали, как фары с неотенического лица.
Она отличалась очаровательным перфекционизмом насчет орфографии в мейлах и использовании этих мейлов – вопреки общепринятой безграмотности в силу спешки, которая царила в корпоративной коммуникации Facebook. Мы обменивались колкими и кокетливыми замечаниями касательно того, является ли ПММ сокращением или аббревиатурой, а также насчет того, метонимией или метафорой было мое без нужды цветастое изречение, написанное в ответ на пресный корпоративный разговор.
Как и я, ПММисс любила предаваться приступам саморазрушения дурного алкогольного свойства, которые обычно заканчивались неким несдерживаемым половым актом. Пару раз я уже оказывался соучастником такого ее поведения – правда, всего лишь в рамках тисканья возле барной стойки, в стиле фильмов «детям рекомендуется смотреть в присутствии родителей». Настала пора закрыть эту сделку.
В те времена в Facebook пятницы после обеда по атмосфере напоминали «счастливые часы» в баре. Цукерберг проводил со всей компанией сессии в формате «вопрос-ответ», а сотрудники заранее предлагали вопросы, которые хотели бы задать главнокомандующему, или голосовали по ним. Я посещал эти встречи время от времени, в зависимости от того, какие вопросы побеждали – они все публиковались во внутренней группе Facebook. А потом как можно скорее
