Прах и пепел - Владимир Владимирович Чубуков
Что это?
Безобразные лица субмертвецов возникают в воздухе. Дымчатые и полупрозрачные, они все больше плотнеют. Глаза горят, провалы ртов кривятся в страшных улыбках.
Я останавливаюсь. Маленькая тварь в кровавом кратере вскрытого Настиного живота, похоже, мертва. Мой нож выклевал все жизненные силы из этого чудовища. Настя пока не умерла, она еще дышит.
Я озираюсь. Пространство могилы расширилось. Пропали стены и потолок, их сменил расходящийся по всем направлениям простор, тусклый полусвет примешан в нем к густому мраку. Значит, структура некросферы, да и обычной реальности, уже нарушена вторжением Исконной Бездны. Все пространство вокруг нас – Насти, меня и нашего хозяина-мертвеца – постепенно заполняется монохромными фигурами, словно сошедшими со старого пожелтевшего фото. Наш хозяин, скорчившись на полу, судорожно дергается всем телом, как при ударах электрическим током.
Тела субмертвецов не имеют зооморфных признаков, они не тронуты демонизмом, все элементы их чисто человеческие. Да, именно так они и говорили мне во снах; любое отступление от человеческих форм ненавистно субмертвецам. Однако их человечность часто избыточна. У некоторых по две, а то и по три головы либо несколько лиц на одной голове. У кого-то рук гораздо больше двух. У некоторых ноги и руки непропорционально удлинены. Иные представляют собой причудливый конгломерат сросшихся тел со множеством голов, рук и ног.
Ни в одном лице не видно безумия, свойственного демонам, все лица источают обжигающую ненависть и запредельную злобу, смешанную с холодным трезвым разумом. Что ж, все это логично, так и должно быть, ведь субмертвецы отвергают всякий демонизм во имя человечности, а злоба и ненависть – вполне человеческие эмоции, особенно если соединены с разумным расчетом. Подобное эмоциональное усиление лишь подчеркивает пристрастие к людской натуре.
Две монохромные фигуры склоняются над дрожащим хозяином разрушенной могилы, ставшей точкой Прорыва. Один субмертвец приподнимает его и крепко держит за руки со спины, другой резким движением ломает его демонический клюв, растущий над переносицей, и тут же острым концом клюва, двумя быстрыми и точными ударами, выкалывает оба демонических глаза. Мертвец распахивает рот, словно для истошного вопля, но не издает ни звука, хотя мурашки бегут у меня по коже; видимо, он кричит на языке демонического безмолвия.
Еще одна монохромная фигура склоняется над Настей и приближает лицо к ее лицу. Мне кажется, что этот мертвец сейчас вцепится в Настю своими кривыми зубами – не такими острыми, как у животных, но тем не менее способными нанести увечья. Только я ошибаюсь. Он осторожно целует Настю в лоб, как отец, благословляющий дочь. Когда он отнимает губы, ее лицо принимает религиозно-молитвенное выражение. Затем он извлекает из ее чрева искромсанный плод, перекусывает пуповину и сует это сочащееся черной кровью тельце нашему хозяину. Его грубо пихают лицом в чудовищный труп; субмертвецы явно хотят, чтобы он сожрал это. Уразумев, что от него требуется, дрожа всем телом, он принимается пожирать мертвое воплощение Аида.
Сначала мне кажется, что он дрожит от страха, но вдруг я понимаю: нет, не страх сотрясает его, по крайней мере, не только страх – он дрожит от жадности и восторга. Эта подлая тварь, не веря своему счастью и понимая, что теперь-то уж «все дозволено», урча и давясь, пожирает плоть своего божества. Субмертвецы смотрят на подлеца с ненавистью и омерзением.
И тут я прихожу к мысли, – точнее сказать, мысль сама возникает во мне:
«Смотри-ка, до чего ты дошел! – голосом доктора Сугробина говорю я себе; впрочем, черт его знает, я это говорю или не я? Прежде докторский голос внутри меня обращался ко мне на «вы», теперь говорит «ты». Мысли возникают в уме легко, без усилий и предварительного обдумывания. – Ты дошел до филицида, убил собственного ребенка, фактически убил и жену, ей недолго уже осталось. Теперь у тебя галлюцинации, ты видишь фантастические образы как бы мертвецов небывалого какого-то типа. Бедный мальчик! Что ты сделал с собой!»
Один из субмертвецов внимательно всматривается в мои глаза. Я ежусь от этого взгляда, острого и цепкого. Мертвец явно прочел мои мысли. Похоже, он учуял их, как собака – биохимические выделения человеческого мозга. Он вынюхал мысли Аида, всеянные внутрь моего черепа, будто сорные травы, и проросшие сквозь мое сознание. Мертвец приближается, его губы расползаются в людоедской улыбке.
Я чувствую, как слабеют похолодевшие немеющие ноги. Они подкашиваются, я начинаю падать.
Что случилось дальше, я так и не понял в точности. Все произошло слишком быстро. Падение я начинал живым, но закончил его уже мертвым. Отдельно от головы падало на землю мое тело. А голова, оторванная или отрезанная – этого я не смог понять, – висела над землей, мертвец держал ее на вытянутых окровавленных руках.
Мне всегда было любопытно, что происходит с людьми после смерти. Каким образом они входят в некросферу? Им предоставляется выбор – стать обитателем некросферы или отправиться в полную неизвестность? Тут ведь многое неясно, покрыто туманом недомолвок. А что творится с сознанием в самый момент смерти? Воспринимает ли оно само себя пребывающим в теле или где-то вне его?
Сейчас я не мог разобраться с собственным восприятием. Состояние было совершенно нелепым. Я понимал происходящее, но не мог понять – как именно я понимаю, где центр моего мышления, где моя точка зрения в пространстве? Я внутри себя или вне?
Руки, державшие мою голову, вскинулись, чтобы затем с силой опуститься и размозжить мой череп о каменный пол. Тогда и наступила окончательная несомненность глубокой тьмы, в которой вились черные струи.
Ко мне то ли ползли черви, то ли тянулись длинные гибкие пальцы. Побеги Исконной Бездны прорастали сквозь границу миров. Дыхание Абсолютного Ужаса леденило и жгло одновременно. Я увидел изнанку жизни. Увидел сущность субмертвецов. Не те человекообразные формы, в которых они представлялись живому глазу, но истинный вид, открытый взгляду изнутри смерти. Это были кошмарные насекомые: тараканы, богомолы, клещи, сколопендры – вся эта дрянь чудилась в их омерзительных фигурах.
Настина душа, покинувшая тело, походила на рваную ткань. Каким-то необъяснимым чувством я понял: Аид, ставший Настиным сыном, в клочья разодрал ее душу. Лохмотья душевной субстанции колыхались, как водоросли в текущей воде. Никогда не думал, что душу можно разорвать, будто тряпку, всегда считал, что душа едина и неделима. Странным было еще то, что, видя рвань этих лохмотьев, я не испытывал ни малейшего сострадания, словно бы всякое родственное чувство умерло во мне. Может, я и правда безумец, лишенный эмпатии: до поры притворялся нормальным человеком, обманывая всех и заодно себя, а теперь сбросил личину?
Пытаясь взглянуть на себя, на свою душу, я не увидел ничего, словно состоял из пустоты. То ли смерть препятствовала самовоззрению, то ли кислота Абсолютного Ужаса уже начала пожирать меня.
Будто листья, сорванные осенним ветром, кружились во тьме демоны и мертвецы. Среди них, как метеоры, пролетали живые люди: падали во плоти в Бездну, пламенея огнем запредельного безумия, бешеного страха, приправленного извращенным нечеловеческим счастьем.
Двое любовников – болезненно-прекрасные фигуры – намертво сцепились в совокуплении, будто вросли корнями друг в друга. Они уже ненавидели один другого, но не могли освободиться. Она пыталась выцарапать ему глаза, он старался разорвать ей рот. Кувыркаясь, эти двое летели в ад, а может быть, еще глубже него.
Рушился мир, его обломки превращались в блики и светотени: дыхание Бездны конвертировало материю в призрачный абсурд. А навстречу обломкам и обрывкам бытия поднимался Изначальный Господь – дикое нагромождение необъяснимого кошмара, освобожденного от уз, изголодавшееся и ненасытное Нечто, чему не найти настоящего имени, при первом взгляде похищающее разум, наделяющее антиразумом – при втором.
Субмертвецы насекомыми-паразитами вились вокруг своего Господина. Тьма углублялась, проваливаясь в саму себя. Пространство искривлялось, грани его координат лязгали, как ножи. Обрубки тел летели мимо меня, обретая собственную индивидуальность. Отрезанные пальцы смеялись, содранная кожа пела хвалу
