Прах и пепел - Владимир Владимирович Чубуков
Неудивительно, что существо, начавшее свою жизнь так неординарно, приобрело особый статус в глазах богов, так что имя его после ухода в некросферу не было отлучено от написанного им Евангелия.
– А что ниже? – спрашиваю я мертвеца.
– Простите?.. Ах да! Сразу не понял, – спохватывается он. – Где-то под нами кладбище субмертвых.
– Кого? – уточняю я.
– Мертвые, не прошедшие демоническую метаморфозу, становятся субмертвецами и сами себя хоронят там, внизу.
– Как это – сами? – спрашивает Настя.
– «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, дабы не уподобиться субмертвым, которые сами хоронят себя», – цитирует покойник Некрогностика и поясняет: – Отсюда экзегеты заключают, что субмертвые неугодны Аиду и недостойны приобщаться спермы его. Больше про этих отщепенцев и ренегатов ничего не известно.
Покойник приоткрывает дверцу в стене, просовывает за нее опустевшую рюмку и тут же извлекает ее уже наполненной. Либо там устройство, наполняющее емкости, либо портал, через который сосуды доставляются наполненными, а опустевшие забираются. Расспрашивать об этом и не думаю, чтобы не насторожить мертвеца.
– А какая она на вкус, сперма Аида? – интересуется Настя, быстрым движением языка облизывая губы.
– Это невозможно описать в рамках вашего мышления. Вы поймете это только после смерти. У нее божественный вкус.
– Откуда она берется? – спрашиваю я как можно более равнодушным тоном.
Главное – не нервничать. Вести себя надо спокойно и естественно.
– Видите ли, Аид испытывает оргазм всякий раз, когда кто-либо умирает. А поскольку люди умирают постоянно, то оргазм Аида не прекращается. Именно в этом предназначение живых – умирать и актом смерти ублажать своего Господа. Иначе никто и не позволил бы такому количеству живых людей существовать на этой планете. Священная сперма изливается без остановки и циркулирует по царству мертвых, как кровь внутри единого организма. Мы все здесь вкушаем ее. Приобщаемся. Причащаемся.
– Поэтому вы постепенно и превращаетесь в демонов, – заключаю я. – Это же эффект спермы Аида, ведь так?
– Сперма Аида делает нас его детьми. – Змеиные губы растягиваются в улыбке, обнажая нечеловечески тонкие острые зубы. – Вы же видели здесь могилы, которые закрыты даже в такой день. Знаете почему?
– Нет, – Настя качает головой. – Кстати, интересно, почему?
– Молодежь нынче недогадливая, – усмехается покойник. – А все очень просто. В тех могилах мертвецы, чья демоническая метаморфоза уже завершилась. Новорожденные демоны особенно опасны, потому что совершенно безумны. Разум приходит к ним позже. А поначалу это просто сгустки бешенства, которые мечутся в своих могилах – месяцы, а иногда годы. Поэтому могилы замурованы и запечатаны магией. Потом, когда демонов выпускают и переводят в демонические области некросферы, опустевшие могилы отдают новым обитателям.
– А субмертвецы? С ними что? Они ведь не дети Аида? – задаю вопрос я.
Улыбка, все еще игравшая на его губах, тут же исчезает. Помрачнев, покойник произносит:
– Это безбожники, отступники, они ушли из-под власти Аида в глубины такой тьмы, о которой лучше и не думать.
– Так вы совсем не знаете, чем они занимаются в той глубине? – уточняю я.
– Никто этого не знает. – Покойник качает головой. – Судьба субмертвых в непроглядном мраке.
– Ошибаетесь, – я усмехаюсь, – кое-кто все-таки знает. Я, например. Что вы на меня так уставились? Сказать вам? Сказать, чем они занимаются? Субмертвые ушли ниже адской бездны и обнаружили исконный ужас, губительный для демонов, губительный даже для Гекаты и Аида.
– Откуда… – бормочет мертвец.
– Откуда я знаю? Так они же мне и сказали.
Пока он глазеет на меня, изумленный, Настя потихоньку берет из его пальцев непочатую рюмку.
Одно из свойств некропсихологии в том, что мертвецы не способны раздваиваться в психологических реакциях, поэтому, пока внимание мертвеца поглощено каким-то одним раздражителем, на другие раздражители он реагирует с большой задержкой. Вот поэтому, пока наш покойник переваривает услышанное от меня, Настя, приблизившись к нему сбоку, спокойно разжимает его пальцы и перехватывает рюмку с мистической жидкостью, похожей на ртуть.
– Субмертвые сами вышли с нами на связь, – произношу я, наслаждаясь растерянностью и страхом в обоих человеческих глазах мертвеца. Вторая пара его глаз светится безумием; по демоническим глазам не разобрать никаких чувств, да похоже, те глаза и вовсе не видят реальный мир, но смотрят в какие-то недоступные нам плоскости бытия.
Я киваю Насте, и она одним глотком осушает рюмку со спермой Аида.
– Стой!!! – кричит покойник, опомнившись.
Но уже поздно.
Я целую Настю в мгновенно посиневшие губы. Живой человек, выпивший сперму Аида, должен умереть и трансформироваться в демона. Но если беременная женщина выпивает божественную сперму, то ее ребенок становится воплощением Аида, сама же она умирает без трансформации. Аид, оказавшись во чреве обычной женщины, очень быстро убивает ее. Паралич и некроз тканей вместе с сильнейшим психозом – вот что ожидает ее в ближайшие часы.
Дольше всего носить в своем чреве божественное воплощение удается ведьмам, принадлежащим к суицидальному колдовскому культу Матерей Аида. Но ведь то – ведьмы. Они зачинают от убийц, приговоренных к смерти. В тех странах, где применяется смертная казнь – а сейчас она, за редким исключением, повсеместна, – Матерям Аида разрешается казнить заключенных мужчин, превращая казнь в танато-эротический ритуал. Ведьмы овладевают смертниками, чтобы убить их в момент оргазма – задушить или перегрызть горло. Поэтому многие из смертников оскопляют себя или даже умудряются сделать себе химическую кастрацию – лишь бы избежать ритуальной казни и не отдавать ведьмам свое семя.
После зачатия, в течение полугода или дольше, ведьмы пьют колдовские зелья, влияющие на плод, занимаются вампиризмом и еще черт знает чем, чтобы подготовить себя к Ужасу Аидоношения. На седьмом или восьмом месяце беременности они выпивают сперму Аида. Тогда плод становится воплощением божества, а ведьма – Матерью Аида, ее жизнь входит в высшую фазу, для нее наступает Ужас Аидоношения, а колдовские способности усиливаются настолько, что она получает статус почти что богини. Но длится это всего несколько дней. Аид высасывает ее изнутри, формируя в ее чреве портал в ад – внутриутробную черную дыру, куда его воплощение проваливается наконец, прихватив астральное тело своей Матери-ведьмы. Ее сознание разрывается: частично уходит в ад, частично остается с умершим физическим телом, поддерживая в нем жуткое подобие жизни. Ведьма теперь – живой мертвец с двумя центрами сознания, земным и адским, между которыми устанавливается ментально-психический взаимообмен.
Обо всем этом Настя читала, готовясь к нашему ритуалу, а мне пересказывала прочитанное. И вот теперь она сама – Матерь Аида.
– Давай! – хрипит Настя сквозь черную пену, выступившую на ее губах.
Я достаю из внутреннего кармана куртки нож, над которым шептали заклятия субмертвецы. Резким движением задираю Настин свитер вместе с майкой под ним, обнажая тело. Натянутая белая кожа живота бугрится от движений изнутри. Рука дрожит, но, сцепив зубы, я вспарываю лезвием Настин живот. Из разреза лезут наружу мерзостные щупальца.
О господи! Аид уже воплотился в нашего малыша. И не психически или там трансперсонально – нет, он подверг метаморфозе само его тело. Все произошло так быстро… В принципе, этого я и ожидал, зная обо всем теоретически, но, черт возьми, я же живой человек, и я, в конце концов, отец! Как я могу сохранять спокойствие, глядя на всю эту жуть, уже поглотившую моего ребенка!
Эта чудовищная маленькая тварь, в которую превратился наш ребенок, разевает кошмарную пасть, полную кривых острых зубов, а я раз за разом всаживаю в нее нож, выкрикивая молитву, которую узнал из своего сна:
– Праотец всего! Изначальный Господь наш! – кричу я. – Открой свои недра, Исконной Бездны утробу! Пожри скверное воплощение Нечистого бога, безобразный
