Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
А разбудили его мои дети, в частности, их решение отправиться в лес за нашим домом незадолго до грозы; я видел, как в небе сгущаются свинцовые тучи, я прочитал прогноз погоды, согласно которому весь регион находится под угрозой сильной грозы, до моего слуха уже доносились отдаленные громовые раскаты, похожие на грохот мощных грузовиков на дороге. Тем не менее, когда Эдди заявил, что они с Ниной собираются выйти из дома опробовать две его новенькие рации, я не стал возражать.
– Только далеко не уходите, – крикнул я им вслед. – Дождь собирается.
Но в ответ мне лишь хлопнула сетчатая дверь на крыльцо.
Гром заявил о себе первым: серия сердитых ворчаний перекатилась из-за гребня невысокого холма, что за нашим домом. В течение показавшихся долгими мгновений воздух наполняли эти звуки, а затем пошел дождь, и сверкнула молния, как запоздалая мысль. Я сидел на диване в гостиной, опустив книгу, которую до этого читал, и прислушивался к стуку детских кроссовок на ступеньках крыльца, к неизбежному хихиканью близнецов по поводу того, что прибежали домой под ливнем. Снова полыхнула молния, рычание грома перешло в рев. Я оставил книгу на диване и поспешил к задней двери. По крыльцу барабанил дождь. Я приоткрыл сетчатую дверь, и ветер толкнул ее и широко распахнул. Высунувшись под струи дождя, я сложил ладони рупором и позвал Нину и Эдди. Ответа не последовало. Я представил себе, как они вдвоем, присев под дерево, ухмыляются, как маньяки, слушая мои крики, и эта картина настолько раздражала меня, что я решил бросить их на произвол судьбы – но это желание исчезло мгновение спустя, когда вершину холма позади дома пронзила молния. Бахнул гром, сотрясая дом, дождь усилился. Прежде чем до конца осознал, что делаю, я сбежал по ступеням с крыльца и припустил через двор в сторону леса, холодные брызги летели из-под босых ног. К тому времени, когда я достиг опушки леса, я вымок до нитки. Выкрикивая имена детей, я бросился в гущу деревьев. Молнии выбеливали воздух, гром сотрясал стволы. Каждое предупреждение о том, что нужно делать во время грозы, особенно – держаться подальше от деревьев, проносилось у меня в голове.
– Нина! – рвал глотку я. – Эдди!
Я провел предплечьем по лицу, пытаясь смахнуть с глаз воду. Ужас змеей скрутился у меня в животе, а выше, в груди, – ощущение полной подавленности грозило вырваться наружу одним протяжным криком.
Как бы странно ни звучало, но только после того, как Нина и Эдди схватили меня за руки и повели к дому, я понял, что в дерево, под которым я стоял, ударила молния. Оказывается, когда разразилась гроза, близнецы нашли убежище в гараже, где и оставались, пока не услышали, как я зову их. И появились они как раз вовремя, чтобы увидеть, как я мчусь через лес. После недолгих раздумий они отправились за мной. Углубившись футов на пятьдесят в лес, они остановились, не в силах понять, в каком направлении я пошел. Нина была за то, чтобы разделиться и разойтись вправо и влево, Эдди же предпочитал оставаться вместе и идти вперед. Из их рассуждений следовало, что краешком глаза они заметили, как молния вонзилась в деревья где-то впереди. Раздавшийся следом раскат грома заставил их невольно согнуться пополам, прижав руки к голове. Оглушенные, они, побрели к тому месту, где молния расщепила пополам дерево средней величины. От зазубренных остатков ствола веером разлетелись щепки, некоторые из которых дымились, а некоторые горели. Посреди обломков близнецы нашли меня, стоявшего с выпученными глазами. Позже Эдди рассказывал, что боялся прикоснуться ко мне из страха, что я могу быть наэлектризован. Его сестру это не беспокоило, и она подошла ко мне, взяла за правую руку и развернула в сторону дома.
Худшие последствия моего опыта – почти полная потеря цветовосприятия, потеря слуха – прошли быстрее, чем я мог предположить. К тому времени, когда Прин вернулась из магазина и повезла меня в больницу, зрение по большей части прояснилось, хотя цвета еще оставались размытыми и в ушах стоял высокочастотный звон, а голоса членов моей семьи воспринимались как помехи на фоне этого звона. Врач скорой помощи поставил осторожный диагноз, что я практически не пострадал, его подтвердила мой постоянный врач, когда я сходил к ней на следующий день и который позже, через две недели, изменила к лучшему – на «легкую потерю слуха». Сам я не замечал ухудшения слуха, так же как и зрения, в частности, цветовосприятия, которое, оставалось чуть менее ярким, чем прежде, как будто я рассматривал цвета через пленку. Мои постоянные жалобы привели к посещению оптометриста, который не обнаружил явных проблем и направил меня к офтальмологу, специалисту по сетчатке, который долго светил болезненно ярким светом в мои расширенные зрачки только затем, чтобы прийти к такому же выводу. Он предложил направить меня к узкому специалисту, которого знал в Олбани, однако я отказался. К тому времени я начал понимать, что со мной произошло.
За два дня до визита к офтальмологу мне приснилось, что я снова ищу в лесу детей в разгар грозы. Как бы случайно я набрел на небольшую полянку, где меня обнаружили близнецы. Ее обрамляли вечнозеленые деревья, изредка перемежавшиеся березами. Я выкрикнул имена детей, и в этот момент острие молнии коснулось одного из деревьев на другой стороне поляны. На мгновение молния будто зависла на одном месте – пылающий шов в воздухе, сверкающий осколок стекла, сквозь который я мельком заметил некую форму. Это было дерево – но такого я никогда в жизни не видел. Зеленые, как изумруд, листья цветом, как тропические змеи, что можно увидеть в документальных фильмах о природе, собрались в шар на стройном стволе, кора которого блестела, как полированная бронза. В то же самое время оно напоминало и рисунок, выполненный неумелой детской рукой, и «первородное» дерево, платоновский идеал [61], от которого произошли все остальные деревья. Когда молния вонзилась в вечнозеленое дерево, окно, прожженное ею в воздухе, закрылось, чувство утраты и горя, столь же глубокое, как то, что я почувствовал после смерти отца, перехватило дыхание, как от сильного удара в грудь. Хватая ртом воздух, я с трудом вырвался из сна к реальности и к Прин, мирно спящей на кровати рядом.
Всю следующую неделю образ этого дерева пылал в моем сознании с такой силой, что, если поместить образец моих
