Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
Один из стульев вдруг покачнулся и съехал вниз, задев телевизор. Марина, шаря руками вдоль стены, попятилась. Она нащупала дверь ванной и быстро, стараясь не поворачиваться к гостиной спиной, заперлась изнутри. Через секунду она осознала, что забыла включить свет, но не могла, просто не могла снова выйти наружу.
Она зажмурилась, присела на корточки, и кто-то побарабанил по стене костяшками пальцев с той стороны, а потом коснулся ручки в ванную и слегка дернул. Марина сжалась, чувствуя, как сердце колотится где-то в ушах. Тишина. Минута, две…
Постепенно ее дыхание замедлилось. В коридоре все затихло. Марина пыталась сообразить, что происходит. Может быть, ее сейчас грабят, а она не в силах предотвратить кражу. Наверное, выносят телевизор… но среди бела дня? А если бандиты? Вдруг тетя Люся попала в беду и ее семье решили отомстить? Но где тетя Люся, за тысячу километров, и где Марина с мамой… Могли ли их так быстро найти?
– Девонька…
Марина похолодела и зажала себе рот ладонью. Скрипучий старческий голос в коридоре повторил:
– Девонька…
Внезапно дверь дернули с такой силой, что щеколда затрещала. Болтики полетели на кафельный пол, звеня металлической трелью. Марина закричала, отчаянно упираясь ногами в открывающуюся дверь.
– Марина! Мариночка! – испуганно запричитала мама.
Зажегся свет, руки обхватили Марину, окутали запахом духов мамы.
– Что случилось? Что случилось? – повторяла мама.
Марина рыдала и не могла остановиться. Она не помнила, как мама с трудом выволокла ее наружу, только холодный градусник кольнул под мышкой.
* * *
Через два дня Марине стало легче. Фельдшер «Скорой помощи» диагностировал острое пищевое отравление. Мама отпоила Марину углем и куриным бульоном. В гостиной вся мебель стояла на местах, и Марина решила, что кошмар вызвала банальная лихорадка.
Мама, сначала ласковая во время болезни дочери, начинала потихоньку отходить и с каждым днем суровела, пока не стала прежней.
– В морду им надо этот сыр… – цедила она сквозь зубы.
Поправившаяся Марина замечала в маме странное, та перестала ее заставлять играть, но недовольно поджимала губы, когда заходила в комнату Марины.
В конце концов, окрепнув, Марина решила сделать уборку, чтобы смягчить мамину суровость. Она планировала сесть за фортепиано, чтобы совсем растопить лед между ними, когда услышала шелест крыльев.
Около распахнутого окна кружил стриж. Белое пятнышко на крыле не оставляло сомнений – тот самый.
– Привет, птенчик, – ласково поздоровалась Марина и потянулась, чтобы подставить птице раскрытую ладонь. Та резко отскочила от ее руки и упорхнула вниз.
Наступал вечер, но солнце еще не село, поэтому Марина заметила, как стриж мечется у подъездной перекладины и выворачивает шею, оборачиваясь к Марине. Она попыталась его подманить. Безрезультатно.
Натянув первое попавшееся платье, Марина выбежала в подъезд. Перескакивая ступеньки, она вывалилась в душный двор и встала напротив перекладины живой изгороди.
Стриж взмахнул крыльями и упорхнул, сев на тополь.
– Куда ты? Иди ко мне! Я тебя не обижу, – уговаривала его Марина и подходила ближе.
Птица, словно этого и ждала, спикировала над головой Марины и унеслась на соседнее дерево.
– Ну, не хочешь и ладно, – крикнула Марина и уже было повернулась, чтобы идти назад, как увидела, что стриж вновь подлетел ближе.
– Ты играешь со мной? – спросила девушка.
Птица упорхнула чуть дальше и подала свист с соседнего тополя. Марина медленно двинулась вдоль двора. Стриж летел рядом. Если Марина останавливалась, он делал круг и нетерпеливо галдел.
Они вышли на парковую аллею, миновали бульвар и остановились лишь около универсама. Уже на подходе Марина почувствовала, как неприятно засосало под ложечкой. Дальше хода нет, милицейское оцепление.
Марина попыталась заглянуть за спины мужчин в форме, но один из них резко сказал:
– Проходите, гражданка, не на что смотреть.
– А-а что… – пролепетала Марина, но милиционер уже подтолкнул ее в обратную сторону. Не слишком вежливо, но действенно. Марина успела заметить, как двое санитаров грузят носилки в карету «Скорой помощи», а из-под простыни свисает нога, босая, покрытая грязью.
Марина развернулась и, ускоряя шаг, направилась домой. Стриж, бросив свои игры, следовал параллельно. Она думала: «Несчастный случай или убийство?» В новостях говорили про маньяка, и девушка поежилась, представляя, как по этим же улицам, по таким же тротуарам разгуливает чудовище во плоти, отнимающее человеческие жизни.
Темнело, фонари трещали и зажигались помигивая. Люди исчезали в домах, вливаясь в семьи, садились ужинать. Желтые, голубые и розовые окошки светились все ярче.
Марина посмотрела вбок на стрижа и свистнула, он загомонил в ответ. В тот миг она уверилась, что сейчас он точно послушается ее и дастся в руки. Но тут они завернули во двор, и Марина услышала смех на детской площадке.
Один из близнецов Петровых, который всегда улыбался, заметил Марину и нацелил кривой палец на стрижа. Она ничего не успела бы сделать, так стремительно все случилось. Камешек из натянутой рогатки с чавкающим, противным звуком впечатался в птицу на лету. Стриж закружился, понесся к земле. Марина бросилась к птице, но та, не достигнув земли, тяжело рванулась и скрылась в листве деревьев.
– Что ты наделал?! – Марина, не ожидая от себя сумасшедшей храбрости, подлетела к высокому Петрову и толкнула в грудь.
Близнец засмеялся, а откуда-то сбоку выступил второй. Он стоял и смотрел, как первый, все так же хохоча, заряжает рогатку и целится Марине в лицо. Та застыла от потрясения, пытаясь справиться с адреналином, дрожью в мышцах.
– Эй, а ну пошли отсюда… – Грозный знакомый голос прекратил безобразную сцену.
Петровы попятились, а Марина, как кукла на веревочках, осела на край клумбы, сооруженной из автомобильной покрышки. Злые и жалкие слезы капали на колени.
– Стрижик…
– Малая, эй, ну чего, испугалась их, что ли?
Ее осторожно тронули за плечо. Слезы полились сильнее.
– Ну хочешь я им ноги повыдергаю?
Дядя Леша присел рядом. Покрышка заскрипела под тяжестью двоих.
– Они ранили мою птицу.
– Уроды. – Дядя Леша пошарил рукой в кармане и вынул коробочку с леденцами. – Будешь «Тик-так»?
Марина, смаргивая слезы, раскрыла ладонь, и пара мятных конфеток высыпалась ей в дрожащую руку.
Они посидели так немного, молча. От него пахло табаком и терпким одеколоном. Широкие плечи оттесняли Марину на самый край клумбы. Ее левая ступня, потеряв опору, съехала в сторону, но он успел ловко удержать ее за шкирку, как котенка, чтобы не шлепнулась на землю. В смятении Марина дожевала леденцы, и дядя
