Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
– Какая хорошенькая! – Марина покрутила заколку в руках и, помолчав секунду, решилась.
– Я вчера спасла стрижа.
– Стрижа? – воскликнула тетя Люся.
– Мама не знает, – одними губами произнесла Марина, удерживая тетю от восторженных возгласов. – Он сидит у меня в комнате.
– Ну ты моя умничка, конечно, маме ничего не скажу, – проговорила тетя, – но твоя мать все равно когда-нибудь его найдет. Я с ней росла, знаю.
– Я что-нибудь придумаю, – буркнула Марина.
– Может быть, отвезем его на дачу? Я могу попросить дядю Гену заехать и подвезти меня…
– Опять новый кавалер? – Мама, вернувшаяся в гостиную, услышала последнюю фразу. – Скачешь, как сорока, Людка.
– Зато ты спишь с одним Кузнецовым, – хмыкнула тетя Люся, заговорщицки подмигивая Марине и косясь на аппликатор[3]. Тот топорщил пластиковые иголочки, скукожившись на диване.
Марина смущенно покраснела и стала собирать свои подарки в кучу.
– Пойди вынеси мусор и сядем за стол, – скомандовала мама.
Марина вздохнула и пошла за ведром. Мамино слово – закон, мамина просьба – руководство к действию.
Внизу на лавочке дымил дядя Леша. Его заграничный табак ни с чем не спутаешь. Мало у кого встретишь ментоловые «Мальборо». Местные мальчишки даже иногда ходили за соседом Марины, подбирали «бычки» и тайком мусолили их за гаражами. Марина поморщилась. Не очень хотелось, чтобы кто-то видел ее с мусорным ведром.
– Клевые джинсы, малая. «Монтана»?
– Да, – застеснялась Марина, – тетя подарила.
– Кто ж твоя тетя? – поднял брови в удивлении дядя Леша и затянулся, прищуриваясь.
– Манекенщица.
– А-а, – усмехнулся дядя Леша, – ну тогда понятно.
Люди для Марины звучали музыкой. Мама тяжелым маршем из «Сонаты си-бемоль минор» Шопена. Подружка Динка «Шуткой» Баха, простая и веселая, как дирижирование в две четверти. У нее даже доли распределялись так же. Одна сильная, когда нужно болтать часами о всякой ерунде, и вторая слабая – по математике и учебе в целом.
А дядя Леша… странное чувство вызывал в Марине. При его появлении почему-то звучала «Зимняя дорога» Свиридова, уютная и в то же время лихая, стремительная. Дядя Леша подкупал смеющимися глазами, носом с горбинкой и румяными щеками. На вид ему было лет 35, по характеру же 16, как самой Марине. Наверное, оттого и чувствовалась в нем надежная и неравнодушная взрослость, перемешанная с энергичностью подростка. Дядя Леша очень располагал к себе.
Марина прошла до стоявших неподалеку мусорных баков и вывернула ведро. Сосед затушил окурок, и они отправились в подъезд. По лестнице шли молча, на втором этаже Марина попрощалась и юркнула домой, заводя за спину предательское ведро, пахнувшее забродившими очистками.
* * *
Во время застолья мама и тетя Люся спорили, язвили и пикировались. Но, несмотря на множественные разногласия, что Олечка, что Людочка, по-своему любили друг друга. «Родственников не выбирают», – говорила мама, недовольно растягивая губы в полоску, но каждый раз очень ждала сестру в гости.
Стол трещал, заставленный угощениями. Запеченная курица довольно быстро лишилась ножек и крыльев, но от этого не утратила аппетитности. Рядом стояла чашка со спелыми яблоками, доставшимися маме от приветливого старичка с работы. Салат «Мимоза» ждал, пока до него дойдет очередь, а фаршированные яйца глядели на Марину желтыми глазками и укоряли за плохой аппетит. Когда сестры приговорили небольшую бутылочку облепиховой наливки, Марина решила встать из-за стола, чтобы уйти к себе, но тетя Люся ее остановила.
– Ты куда? К стрижу своему? – протянула она захмелевшим голосом.
– Какой стриж? – Мама подозрительно повернулась к дочери.
– Никакой. – Марина попыталась боком выскользнуть в коридор, но мама ее задержала.
– Отвечай, что там у тебя? Или мне пойти посмотреть?
Пришлось рассказать. Мама, конечно, разнервничалась.
– Выпускай его немедленно!
– Ой, ну Оля, что ты, в самом деле. – Огорченная тетя Люся чесала коленку, укоряя себя за болтливость.
– В прошлый раз подох попугай, а она потом неделю не играла! Нет уж!
Спор разгорался все сильнее, но больше представлял собою монолог мамы. И он привел к предсказуемому результату. В сумерках своей комнаты Марина стояла перед клеткой, терзаемая досадой и надеждой на то, что птица не сможет улететь. Она открыла решетчатую дверцу. Распахнутое окно манило свободой. Марина ждала, и стриж сделал свой выбор. Встряхнулся и вывалился в темноту, оставив Марину во власти Восьмой симфонии. В один момент Шостакович стал ближе ее сердцу.
– Не расстраивайся, солнце, – заглянув к ней, сказала тетя Люся.
Марина не ответила. Постояла, вглядываясь в очертания деревьев на улице. Увидела своего стрижа в свете фонаря. Птица летела тяжело.
– Не умирай, я найду тебя, – глупо пообещала Марина, зная – это невыполнимая задача, но тем самым успокаивая растревоженную душу.
Она сделала запись в своем дневнике и, чтобы не слышать голоса мамы и тети, разговаривающих так, будто ничего не произошло, пошла в гостиную. Громко включила телевизор. Эту видеодвойку им подарила тетя Люся после смерти отца. Марина не помнила, как он умер. Она даже не слишком помнила себя, свое прошлое. Как будто Марина началась недавно. Нет, она знала, что выросла в семье инженеров, ходила в музыкальную школу, обычно училась. Иногда она гуляла с подругой и вместе с мамой бывала в театре. Но у нее создавалось впечатление, что само понимание «прошлого», точно сокрытое дымкой, оно клубилось неясно и как-то близоруко.
Марина пощелкала пультом, нашла нужный канал. Прошла серия «Комиссара Рекса» (Марине нравилась главная музыкальная тема), за нею череда рекламы с «Рондо» и «Мамбой», начались новости. Сначала политическая часть про спикеров Госдумы, за ней сюжет о безработице, затем о местных происшествиях.
«Второго июля прошлого года правоохранительные органы обнаружили в Кировском районе тело двадцатипятилетней Татьяны А. со следами удушения, – репортер, обливаясь потом, стоял у отделения МВД. – Двенадцатого декабря того же года оперативники отыскали Анну Д., двадцати лет, с похожими травмами. Двадцать второго апреля нам стало известно, что в Октябрьском районе обнаружили еще одну жертву. По просьбе родных ее имя и возраст не разглашаются. Следствие установило факт насильственной гибели всех девушек и подчеркнуло, что преступления имеют схожий характер»…
Марину клонило в сон, тревога за стрижа и обида на родных уступили место усталости. Она встала точно сомнамбула, потянулась в комнату и уже не увидела, как телевизор включился вновь. Ведущий новостей медленно моргнул, повернул голову ей вслед и проводил внимательным взглядом.
Глава 5
Марина. Симфония страха
Утренняя прохлада стремительно таяла. Ее пытались задержать старики, обрызгивая из шланга палисадник с поникшими розами. Дед Вася поливал ближайшие цветы. Неподалеку от него, на очереди на полив, стояла бабушка Тамара. Третья, незнакомая Марине,
