На полпути в ад - Джон Коллиер
Разве это не почти то же самое, как влюбиться в кинозвезду? Я работаю в Лондоне четыре года, и мне не с кем по-настоящему поговорить. Она как будто знает все, что я пытаюсь сказать. У нее большие голубые глаза, как мечты о Ривьере, но очень добрые.
В конце концов, что можно хотеть от девушки, если не чего-то возвышенного? Не все же мечтать о Ривьере, но я ухаживаю за ней каждый день, и вы бы решили, что она это понимает. Обычные девушки не понимают, уж верьте слову.
Я приношу ее в витрину и закрываю собой, пока не одену полностью, так что никто о ней не напишет в газеты какую-нибудь пакость. Да и вообще, о чем они поднимают шум – ни о чем.
Я не сошел с ума, она – как раз то, что мне нужно. Не всем ведь хочется трескучей болтовни или семьи. Человеку надо, чтобы кто-то его понимал – в этом и счастье. Я бы о ней заботился, но она стоит тридцать фунтов, так что с тем же успехом можно просить звезду с неба. К тому же, будь у меня тридцать фунтов, мне сказали бы, что я сумасшедший. Или покупаю ее для нечестивых целей. Но это не так.
В магазине услышали, как я с ней разговариваю, и теперь все время меня подкалывают. Я бы знал, что делать, если бы знал, что со мной. У меня все решено. Прошу вас, Старший Брат, скажите, правы ли они. Я сошел с ума?
Искренне ваш,
Альберт Бейкер.
Ответ Старшего Брата Фрэнка был напечатан ниже: «Принимайте холодные ванны и занимайтесь гимнастикой на свежем воздухе, – писал добрый советчик. – Смените профессию. Если убедитесь, что не можете избавиться от этого низменного и извращенного влечения, обязательно проконсультируйтесь у хорошего психиатра и, если необходимо, лягте в клинику на лечение».
«Выходит, я сумасшедший, – сказал себе Альберт, когда в пятницу утром принесли газету. – Что ж, ладно. У меня все решено». Эти слова прозвучали с некоторым бахвальством. Решено у Альберта было только то, что надо сидеть тихо и смотреть, что ему остается.
В половине восьмого утра младшему продавцу остается только одно, а именно – как можно быстрее шагать на работу, даже если идти приходится от самого Паддингтона. Быть сумасшедшим – это одно, а вот опоздать на смену в универмаг «Радд-энд-Агнью» – совсем другое. Альберт был безумен, но не настолько же.
Поэтому он вышел из дома с открытым ртом и широко раскрытыми глазами. «Если опоздаю, – думал он, – ее возьмет кто-то другой. Будет наклонять так и эдак. Кто знает, что с ней сделают! Надо спешить».
– Я приду вовремя, – обратился Альберт к Еве посреди пустынной красоты нового солнечного дня; солнечного дня, в котором он был абсолютно точно безумен и все стало возможным; солнечного дня, в котором они оказались совершенно и ужасно одни. – Я тебя не подведу.
К сожалению, после этого Альберт погрузился в мечту, которую лелеял каждое утро, торопясь в универмаг. Он мечтал, что первым влетит в пустой павильон и приподнимет чехол от пыли.
– Просыпайся, – скажет он. – Все хорошо? Обними меня за шею. Ты без сил, да? Вот твой бюстгальтер, вот твои вещи.
(Манекены в универмаге «Радд-энд-Агнью» до определенного предела повторяли человеческую анатомию и были идеальны почти в каждом отношении.)
– Давай, – скажет Альберт. – Никто тебя не видит. Поторопись, и у нас будет минутка, прежде чем все соберутся. Что тебе снилось? Тебе снился дом?
Полностью погрузившись в репетицию будущего, Альберт бессознательно перешел на обычный шаг. Очнувшись, он оказался у отделанного глазурованным кирпичом служебного входа, окутанного сухими запахами больших магазинов. Он глядел на табельные часы, показывавшие три минуты девятого.
– Все уже там, – произнес он и помчался по хитросплетениям коридоров в главное здание, вниз, вверх, по внутренней колоннаде. С галереи на другой стороне ему были видны длинные проходы за главными витринами. Словно нагруженные муравьи в потревоженном муравейнике, продавцы сновали туда-сюда со своими неподвижными бледными ношами. Альберт видел, как привычные шутки слетают с уст одного юноши и приземляются в глаза другого всякий раз, когда они натыкаются друг на друга, пока несут к витринам своих восколицых черкешенок – гордых, исстрадавшихся, печальноглазых заколдованных царевен, пробужденных от жуткого загадочного сна, чтобы нарядить их в отвратительные костюмы, готовя к очередному появлению на ежедневном невольничьем рынке. Послышался шлепок и грубый хохот.
– Так, хватит уже, – сказал дежурный администратор, сам не в силах сдержать сальную улыбку при виде того, что делал Кларки.
Но, обогнув галерею, Альберт увидел трех или четырех парней, сгрудившихся в углу, где лежала Ева – там, где он заботливо уложил ее спать после того, как все разошлись до утра. Администратор их не замечал. Они наклонились над ней. Из середины группы послышался ненавистный голос Миллера.
– Господи боже! – вскрикнул Альберт. – Они нашли ее.
Он слетел вниз по лестнице, как спускаются в ночном кошмаре, не замечая ступеней, обогнул атласные ткани и ворвался во французский отдел.
– Живая статуя номер три, – услышал он голос Миллера. – Зазноба Альберта или…
Руки его сами собой выбросились вперед, пальцы вцепились Миллеру в загривок, заскользив по бриллиантину, ногти вцепились в шею.
Миллер тут же разогнулся и повернулся к нему лицом.
– Ты что это вздумал делать?! – взорвался Миллер. – Псих несчастный!
Раздался оглушительный шлепок. Миллер ударил его раскрытой ладонью по щеке.
– Оставь ее в покое, – сказал Альберт, – или, клянусь, я тебя прикончу.
– Что тут, черт подери, происходит?! – вскричал дежурный администратор и бросился к ним.
– Он мне шею расцарапал, вот что, – ответил Миллер резко, чувствуя свою правоту.
У Альберта задергалась нижняя губа, словно туда вселилось какое-то существо, непослушное его воле.
– Он ее схватил, – наконец произнес он.
Все перевели взгляды вниз, на Еву. Она лежала обнаженная и глядела вверх чуждыми стыда голубыми глазами, как лев глядит куда-то мимо железных прутьев и толпы. Альберт нагнулся и посадил ее в более приличное положение. Она не обратила на него внимания. Проигнорировала сердито и разочарованно.
– И что с того, что схватил? – спросил администратор. – Ты думаешь, универмаг станет ждать, пока лично ты придешь и подготовишь витрины?
– Простите, сэр, – пробормотал Альберт.
– Придется подать на тебя докладную, – сказал администратор. – Идите работать.
Альберт остался наедине с Евой.
– Если меня выгонят, – пробормотал он, – кто
