Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Четыре модуса Снежаны кружили в непрестанном хороводе, как… Петр припомнил – как узоры на вращавшемся абажуре любимого ночника его дочери Верочки.
Верочка здесь, в замогильной пещере, повзрослела, вытянулась, исхудала, кожа плотно обтянула кость.
Глядя на нее, Петр чувствовал, что сама ее плоть отличается от его плоти и плоти Снежаны. Их плоть, в сущности, и не плоть вовсе, а сгущенная галлюцинация, из которой смерть слепила подобие существ. Но Верочкина плоть была подлинной, разве что стала невероятно пластична и послушна сознанию и подошла слишком близко к той грани, где кончается материя и начинается дух.
Верочка даже справляла нужду, что было немыслимо для Петра и Снежаны, и оба они смотрели на эту ее особенность как на чудо – восхитительное и мерзкое одновременно. Чем питалась она внутри смерти, чтобы потом испражняться, Петр не понимал. Возможно, какой-то мертвечиной?
Однажды он увидел, как Верочка поедает паука, которого сняла с паутины, повисшей меж корней. Он потом присмотрелся к тем паукам и увидел, что они лишь издали пауки, а вблизи это скорее какие-то моллюски вроде мелких осьминогов. Он сомневался, что подобные твари могли бы насыщать человека физически.
Спросить Верочку прямо, чем она питает свою живую плоть, ему и на ум не пришло. Смерть уничтожала любопытство и отдаляла даже тех, кого сближала. Каждый проваливался в себя, как в колодец, и пил самого себя, как воду. Только в тех, кто попал внутрь смерти заживо, чья плоть не успела погибнуть, только в них тлело еще любопытство.
Верочка и была такой – любопытной. Она пристала к Снежане с расспросами: откуда у нее волшебная сила? И та рассказала ей про себя:
«Я получила эту силу еще до рождения, как только была зачата. Но сила спала во мне долгие годы. Нужна была зрелось, чтобы ее разбудить. Сила проснулась, когда я в пятнадцать лет потеряла девственность».
«Я тоже хочу потерять девственность!» – воскликнула Верочка.
«А смысл? Ты и без этого получишь волшебную силу, – возразила Снежана. – Я тебе скажу, что нужно сделать, чтоб получить. Не сравнивай себя со мной, у нас разные судьбы. Ты – одно, я – другое. Когда я потеряла девственность, я забеременела. Представь себе: пятнадцатилетняя девчонка, школьница – и носит ребеночка в себе! Мне стало страшно. Я грызла ногти, лихорадочно помышляя: что делать? Что делать, черт возьми! Мой разум был тогда как мотылек, попавший внутрь двойной рамы и бившийся о стекла. Мать поняла, что со мной случилось что-то жуткое, и поняла – что именно. Не так уж много этого жуткого, что может приключиться с девочкой в пятнадцать лет. Я призналась ей во всем и спрашивала ее: что делать? И мать меня надоумила. Она сказала мне, что я – потенциальная вештица, потому что была зачата в ночь накануне праздника Благовещенья. Мать именно такую дочь и хотела себе, поэтому специально в ту ночь оседлала отца, выдавив семя из его чресл. При этом она молилась Богу, чтобы тот отступил от нее и в безбожном вакууме смогло совершиться зачатие ведьмы. Это была богохульная молитва. Мой отец, чертыхавшийся во время зачатия, вел себя, по сути, более благочестиво, чем моя мать, молившаяся Богу. Она всегда была странной женщиной с изощренным умом, что извивался, как чертов хвост. И когда она узнала про мою беременность, то сказала: „Вера, девочка моя, не стоит метаться, надо действовать. Настал час, когда ты можешь разбудить в себе силы вештицы. Одна из способностей вештицы – похищать детей прямо из чрева беременных женщин. Вот это ты должна и проделать, но не с какой-то женщиной, а с самой собой. Если захочешь, ты сможешь похитить плод из собственного чрева. Тебе надо просто сильно захотеть“. Она подкинула мне эту идею, а у меня от паники пробудились скрытые силы, и я смогла, я украла плод у самой себя».
Верочка пристально посмотрела на Снежану и спросила:
«Как ты, говоришь, твоя мама назвала тебя – Вера?»
Снежана смутилась на мгновение, но тут же восстановила равновесие, произнесла:
«Это оговорка, девочка моя, просто оговорка. Рассказывая о своем детстве, я совместила свой образ с твоим, произошли наложение и сбой, вот и назвала твое имя. Не обращай на это внимания».
Верочка взглянула на Снежану с лукавой улыбкой и сказала – так, словно лизнула гадючьим языком:
«Нехорошо лгать детям, мамочка!»
«Можешь не верить, девочка моя, никто тебя не принуждает, – осклабилась Снежана. – Я не Бог, чтобы требовать веры. Так вот, выкрала я младенца из собственной утробы. Получилось. И это был момент моей инициации. Потом я хотела съесть этот плод. Вештицы ведь должны пожирать собственных детей, чтобы приобрести силу похищать и пожирать чужих отпрысков. Но помешал отец. Он все обломал. Мы с матерью уже собрались приготовить плод в духовке, как он заявился не вовремя, да еще хмельной, и застукал нас за этим. Был чудовищный скандал. Мать специально, чтобы вывести отца из себя, рассказала ему все в подробностях, привела его в ужас, а потом потребовала развода. Мы с ней собрались и улетели в Хорватию, к бабушке с дедушкой. Вот так, девочка моя, волшебные силы вештицы и открылись во мне».
«Будь я на твоем месте, – сказала Верочка, – я бы не занималась такой ерундой и не готовила бы из ребеночка ничего. Вот еще! Просто съела бы его сырым».
«Ну, не будь такой строгой! И помни, что я тебе говорила: себя со мной не равняй. У меня еще не было никакого опыта. Поедать его в сыром виде мне казалось отвратительным, я никогда не ела сырого мяса. Надо ж учитывать психологические особенности. А ты – просто маленькая ригористка. Но это мне и нравится в тебе».
«Ты сказала, что я получу волшебную силу. Как я ее получу?» – спросила Верочка.
«Необходим ритуал, – отвечала Снежана. – Нам всем втроем надо совершить ритуал, который станет твоей инициацией. Но это сложный ритуал. И опасный. Результат не гарантирован. Однако, если все получится, эффект будет сильнейший».
