На полпути в ад - Джон Коллиер
– Нет, – ответил мистер Спирс. – Но положение очень серьезное.
– Ты уверен, что это он? – спросила миссис Спирс. – С виду он… такой честный.
– Либо он, либо я, – ответил муж. – Но это был не я.
– Но ты же не думаешь, что он… повесился?
– Боже упаси! – воскликнул мистер Спирс. – Но все же мое предчувствие… Возможно, это оно внушило тебе твой сон.
– Верно, Розе Уотерхаус приснилась вода, когда ее брат ушел в плавание, – согласилась миссис Спирс. – Но он не утонул.
– Да таких случаев тысячи, – заметил ее муж. – Но подробности обычно расходятся.
– Надеюсь, что это и вправду так! – воскликнула миссис Спирс.
– Вот, например, – сказал мистер Спирс. – Мы той ночью оба все время оставались в пальто и шарфах. Атмосфера была далеко не доверительной.
– Ничего удивительного! Кто бы мог такое подумать о мистере Бенскине?
– Да только не его бедняжка-жена, – мрачно проговорил мистер Спирс. – Я решил пощадить ее чувства. Так вот, Милдред, дети, неважно, что случилось или не случилось – никому об этом ни единого слова. Слышали? Никому! Вы ничего не знаете. Одно лишь слово может опозорить несчастную семью.
– Ты совершенно прав, дорогой, – согласилась миссис Спирс. – Я поговорю с детьми, чтобы они не болтали.
– Привет, мам! – воскликнул Фред, влетая в столовую. – Привет, шеф! На завтрак нет времени. Если очень повезет, кое-как успею на утренний поезд. Кстати, а чей это шарф? Не твой ведь, да, пап? Он же темно-синий. Можно я его прикарманю? Ой… что такое? Да в чем дело-то?
– Подойди, Фред, – сказала миссис Спирс. – Иди сюда и закрой дверь. О поезде пока забудь.
Гей О’Лири[47]
Юному, отважному, энергичному и на редкость миловидному клопу на белоснежной груди Рози О’Лири жилось как в раю. Восемнадцатилетняя Рози была служанкой в уютном особняке доктора из Вермонта, и ни одному клопу с сотворения мира никогда не было так привольно, как нашему герою. Себя он ощущал богатым землевладельцем, а пышную грудь Рози – сочным холмистым лугом, по которому текли молочные и медовые реки.
Рози слыла самым веселым, пылким, живым, подвижным, невинным и резвым существом на свете, из чего следует, что и у нашего клопа характер и здоровье были отменными. Ведь всем известно, что клопы за одну трапезу поглощают почти столько же, сколько весят сами, и, следовательно, заимствуют у того, кем питаются, не только физические кондиции, но и темперамент, эмоции, привычки и даже нравственные устои.
Поэтому нет ровным счетом ничего удивительного, что вышеозначенный клоп передвигался гораздо быстрей остальных и беспрестанно превозносил свою счастливую судьбу. Питался он молодой, горячей, высококачественной кровью служанки, а потому не было в мире более веселого, глупого, упитанного, быстрого и хорошо сложенного клопа, чем Гей О’Лири. «Геем» его прозвали за жизнерадостность, а фамилию – словно аристократ свой титул – он позаимствовал у Рози, своей «недвижимости».
Однажды Гей, присосавшись к груди служанки, почему-то вдруг опьянел и впал в глубокую задумчивость. В четверг вечером, однако, задумчивость сменилась крайним возбуждением – еще бы, Рози пригласили в кино!
В то время наш клоп относился к киноискусству без особого интереса и первую половину сеанса просидел за вырезом платья служанки, не глядя на экран. В десять часов вечера, однако, Гей проголодался, а поскольку Рози, судя по всему, домой не собиралась, он решил перекусить, что называется, в походных условиях и, как обычно, вонзил свой хоботок в грудь служанки, поближе к сердцу. Возбуждение, в которое он по какой-то неизвестной причине впал к вечеру, должно было бы предупредить его о значительных изменениях, происшедших в природе и качестве того нектара, каким он питался, – но Гей О’Лири, увы, был столь же простодушен и беззаботен, как и Рози, а потому лишь несказанно удивился, обнаружив, что некогда легкий, искрящийся напиток превратился теперь в теплый, нагоняющий дремоту сироп, приторность и жгучесть которого начисто лишили его подвижности. По его телу пробежала дрожь, глаза стали слипаться, и когда, насытившись и потихоньку пустившись в обратный путь, он наткнулся вдруг на чью-то незнакомую руку, то нисколько не опешил, не заметался, а неохотно уполз восвояси, глядя с вялой улыбкой через плечо, как это делают самые заурядные тараканы.
Забившись в щель плюшевого сиденья, Гей погрузился в хмельной сон, а проснувшись несколько часов спустя, испытал привычное всякому пьянице легкое чувство стыда. Было раннее утро, Рози и ее спутник исчезли, зал опустел, и поживиться, судя по всему, было нечем. Гей стал с нетерпением ждать открытия кинотеатра, ибо аппетит у него был превосходный. Наконец двери открылись, в зал потянулись зрители, и на сиденье, где скрывался Гей, плюхнулся какой-то бледный юнец, который сначала нетерпеливо ерзал, а потом, когда фильм начался, тяжело вздохнул. Почесав передней ножкой хоботок подобно тому, как пьяница облизывает губы, прежде чем пропустить стаканчик вина, Гей забрался юнцу под жилет и, не потрудившись даже прочесть перед едой молитву, приник к коже своего нового кормильца между четвертым и пятым ребром, в том месте, где напиток чист и свеж, как нигде.
Если воспользоваться метафорой Данте, сравнившего горячую кровь возлюбленного со старым выдержанным вином, то тогда напиток, который сосал сейчас Гей, был по меньшей мере водкой или абсентом. Наглотавшись досыта этой жгучей влаги, Гей тут же начал задыхаться, мычать и закатывать как сумасшедший глаза; он так отяжелел, что запутался в рубашке молодого человека и не смог вовремя выбраться наружу, чтобы хоть одним глазком взглянуть на экран, где в это время крупным планом показывали кинозвезду Блинду Блайт – самую знаменитую и самую прекрасную женщину на свете, предмет всеобщего обожания и преклонения.
Посмотрев на экран, Гей уподобился тому сказочному герою, что залпом осушил чашу с любовным напитком. Кровь бледного юнца, которую он только что отведал, закипела в его жилах; он почувствовал, что сходит с ума от любви; при виде этой нежной, шелковой кожи его разгоряченный хоботок стал мучительно чесаться и зудеть; Гей рыдал, смеялся и снова рыдал, а затем начал вдруг как безумный сочинять стихи, ибо бледный юнец был поэтом – в противном случае разве мог бы он стать столь пылким возлюбленным?! Иными словами, у нашего героя это была любовь с первого взгляда; еще ни один клоп никогда никого так не любил, ни перед кем так не преклонялся, ни к кому не питал такой страсти, как Гей О’Лири к мисс Блинде Блайт. (За исключением, пожалуй, лишь того насекомого, мадам, которое воспользовалось моим гостеприимством в
