Сергей Алексеев - Мутанты

— Мыкола спрятался, — определил Куров. — Одно государство уже без надзора.

— Так другое бдит! У Вовченки труба!

— Сейчас и ее не будет.

— Ну?! Так я и поверила!

— Приготовься меня страховать. Если что — сигнал.

В это время Семен оказался возле российских запертых ворот досмотровой зоны.

— Ладно! — крикнул он. — Не даешь водки — к Шурке уйду! Шурка, он добрый, он обязательно даст. И мать у него добрая была, всегда давала! Но к тебе не вернусь! Ох, пожалеешь, хватишься, как жить сиротой! Шурка?! Ворота открывай!

Труба из круглого проема для часов на башне в тот же миг убралась. Куров подмигнул Сове, мол, видела? Но та еще хлопала глазками и ушам своим, святая простота, не верила.

— Шурка! — Воспитанник Куровых тряс решетчатые створки. — Шур, встречай, твой батька идет! Ты у меня самый сердечный, Шурка. Это потому, что твою матушку любил!

— Ну, мне пора, — сказал Куров. — Если что, помни, не забывай. Погибну, так долго не реви. Тебе замуж надо. Вон какая еще сдобная. Как в прачечной… И так тыала хотун!

Тут они по-настоящему и обнялись — впервые за долгие годы разлуки…

Глава 11

Шурка Вовченко со своим вновь обретенным кровным отцом уже третью бутылку откупорили, расположившись по-бродяжьи, прямо на газоне досмотровой зоны. Прожектор вырубили, чтобы не слепил, камеры отвернули и костер развели, сначала для уюта, а потом и для дела: на закуску цыплят наловили, ощипали, нанизали на стальной щуп и изжарили.

— Со мной не пропадешь, Шурка! — хвастался старший Волков, управляясь возле огня. — Я тебя и накормлю, и напою, и спать уложу. Тут у тебя сяду налог брать. Сколько дадут — пополам. Мне много не надо.

— На что тебе побираться, отец? — Вовченко неожиданно для себя как-то сразу проникся к нему. — Поселишься у меня и будешь доживать на полном обеспечении.

— Нет, сынок, не надеюсь я на ваше обеспечение. Колька вон тоже сулил…

— Ну что с хохла взять, батя?

— А потом, я доживать не хочу, — философски сказал родитель. — Я жить хочу. А жизнь, она только на дороге. И потом, запомни, сынок: я не побираюсь. Я с людей взымаю пошлину. Только ты за товар, а я за сострадание. Люди не мне деньги бросают, они их Богу жертвуют. Я божий таможенник, Шурка.

Выпьют по маленькой, закусят, песню споют, и опять у них разговор душевный. А старший Волков довольно пост

ранствовал, всякого повидал, и его слушать — не переслушать! Особенно всяческих баек про чудеса, лекарей, тарелки, чертей, пришельцев — в общем, про все, что Вовченко как раз интересовало. Семен на дороге всю жизнь, так чего только не наслушался, да и сам испытал. Например, говорить научила его одна бомжиха с Питерского вокзала, владеющая гипнозом, от бессонницы излечил надзиратель в румынской тюрьме, где он томился три месяца. А печенку, почки и прочие внутренние органы он поправил в чернобыльской зоне, где прожил несколько лет в общине сияющих братьев — секта есть такая, и состоят в ней одни пророки, которым радиация до фонаря. Мутанты там просто ходят по улицам, как у нас хохлы, а с одной, женского пола, он и вовсе прожил чуть ли не год и ничего особенного не заметил. Количество ушей, глаз, грудей и пальцев на руках в семейной жизни не играют особой роли, а иногда бывают полезны. Например, у отцовой сожительницы хвост отрос длиною метр двадцать два сантиметра, так очень удобная штука, которой человеку недостает, — заместо третьей руки, лишней точки опоры и кнута, если надо от кого отмахнуться. Там у них в зоне все по-другому, коммуна: ни зла, ни стяжательства нет, и только один порок — говорливые и крикливые они, все время спорят между собой про религию и грядущие времена. Вначале старший Волков тоже хотел выучиться на пророка, дабы побираться было сподручней, к тому же у него талант предсказателя обнаружился: посредством тонкого природного нюха, оказывается, можно чуять, что будет, потому как каждое время имеет свой запах. Но дошел только до третьей степени посвящения, это примерно как третий разряд, плюнул на заманчивое будущее и ушел, так и не свыкнувшись с их образом жизни. Да и к старости в родные края поманило, все чаще стал женщин вспоминать да как шпуры бурил, ну и ребятишек своих. Бункера на второй заставе он с юности знал, потому и поселился там, чтоб никому не мешать.

Мыкола потаился, спрятавшись, потом видит: отец в Россию ушел и там загулял, — поуспокоился, прокрался к воротам, стоит и слушает, о чем они с Шуркой говорят. А от костра жареной курятиной наносит, слышно, как они водку разливают, чокаются — этак по-семейному… И такая тоска напала! Как ни крути — отец…

Тот же унюхал сына и говорит:

— Колька тебе брат, давай позовем этого волчонка, все-таки жалко, хоть он и дурной.

Вовченко подошел к воротам и сквозь решетку первым руку Волкову подал:

— Выходит, мы братья с тобой.

— Я подозревал, — с радостью сказал Мыкола. — Батя мой ходок был.

И тут вдруг кукушка закуковала на стене.

— Загадать надо, сколько лет жить осталось, — серьезно проговорил Шурка. — Ну-ка, раз, два, три…

Кукушка поперхнулась и умолкла.

— Брось ты верить во всякую ерунду! — подбодрил его новообретенный брат. — Зегзица вредная птица. Пойдем выпьем с батей!

Они отперли калитку, каждый со своей стороны, и Волков проник в Россию. Он свою бутылку принес, тут же получил штрафной стакан, но поначалу скромно сидел, виновато, потом песню спели вместе, и втянулся в компанию. Отец его не корил и обиды не поминал — напротив, расчувствовался.

— Не бойтесь, сынки, — сказал. — Теперь у нас семья. Я вас не брошу, если что — прокормлю. Только вы промеж собой живите дружно.

И вот где-то уже под утро сидят они по-семейному, за жизнь поговорили, международную политику обсудили, и уже дело подошло про женщин поговорить, как из темноты выступила мохнатая, сгорбленная фигура с луком в руках. Стрела заложена, тетива натянута — сейчас выстрелит! Отец в ту сторону спиной сидел, не видел, а братья в первый миг оцепенели. Мыкола сразу же сообразил, кто это, узрев у пришедшего во лбу третий, широко раскрытый глаз, и Шурка, еще раньше познакомившийся с мутантом, узнал его, но оторопь взяла.

Наконечник острый, костяной, поблескивает от костра и целит то в одного, то в другого. Вовченко первым опомнился, медленно встал, приподнял открытые ладони на уровне плеч — чтоб по обычаю показать свою безоружность и открытость, а Волков подумал — сдается, и тоже вскочил, руки вверх задрал. Родитель на них посмотрел, ухмыльнулся:

— Вы чего, сынки? Менты, что ли? — и обернулся.

— Ыррын айбасы? — спрашивает мутант. — Арсан Дуо-лайя як!