Ивановка - Юлия Михалева
После этого мать всем вокруг стала говорить, что Варя – монстр. Не живой человеческий ребенок, а отродье потусторонних сил. Но долго это не продолжалось. Вскоре ее забрали в больницу, где пару лет спустя она покончила с собой, отказываясь до последних дней видеть монстра, но не отказываясь от своих слов.
Кристину и Варю взяла к себе тетка, ненавидевшая детей. У них с мужем их не было, но дядя как раз к детям тяготел, да только не так, как другие люди.
Варя, не знавшая до приезда в Ивановку, кто она, все же к этому времени уже отлично понимала, что теплу между лопаток воли прилюдно давать не стоит. К тому же сестру она любила и после той истории с «волчком» – хотя тогда Варя ведь просто играла – не пугала. Красивая, высокая, стройная Кристина, похожая на мать, росла настоящей «девушкой с обложки». И когда ей было лет четырнадцать, дядя стал оказывать племяннице совсем уж однозначные «знаки внимания».
Тетка работала в ночную смену, когда он явился в их спальню в очередной раз. И Варя просто позволила огню в своем теле взять верх. Все произошло при Кристине, и та ночь сломала все окончательно. Перепугавшись, дядя сам оступился и выпал из окна – но в его смерти тетка винила Кристину. А та уже никогда больше не была такой, как прежде, и Варю стала избегать. Она с каждым днем отдалялась все больше, и в ее глазах Варя видела тот же ужас, что все время был в материнских.
Наверное, выплаты на сирот, но уж точно не доброе сердце, не позволили тетке отправить сестер в детский дом, но их ждали тяжелые четыре года. Тем не менее они как-то жили.
С того дня, как она увидела перед собой перекошенное от ужаса лицо дяди, голод и жажда перестали быть смутным и неясным беспокойством. Прежде Варя ощущала тягу: ей мучительно хотелось чего-то, но она не понимала чего. А тогда поняла. Голод и жажда заговорили в полную силу, и она начала выбираться на улицы, чтобы утолить их. Сначала это были бездомные. Но Варя взрослела, становилась сильнее, и выбор расширялся.
При всем этом она поразительно хорошо училась, хотя и сменила из-за конфликтов целых шесть школ. Она всегда оставалась белой вороной – и всегда все рушилось. Впрочем, тетку причины не волновали, за что Варя бывала ей благодарна. Все заканчивалось тычками и оскорблениями, после чего тетка несла документы в другую школу и круг начинался заново.
Кристина же с каждым днем все сильнее напоминала мать. Она говорила о ней, вспоминала рассказы о Варе, подолгу рассматривала семейные фотографии. И сама фотографировала Варю – и открыто, и исподтишка. Но Вари на снимках не было, и объяснить это не могла ни она сама, ни кто-то другой.
Когда Кристине исполнилось восемнадцать, они вернулись домой и стали жить вдвоем, сестра стала пить и подсела на наркотики. И однажды Варя тоже попробовала ее напитки, после чего контролировать себя уже не могла. Второй раз окончательно разрушил хрупкие стены разума в голове Кристины. Она еще глубже утонула в своих новых привычках и при этом стала пациенткой тех же врачей, что и мать.
Окончательно они разругались после того, как Варя окончила школу. Они не просто ругались – Варя не выдержала и дала сдачи.
– Ты монстр! Тебя даже не существует! Я придумала тебя! – истерично кричала Кристина, и тогда Варя вцепилась ей в руку. Не только, чтобы причинить боль, но и чтобы дать понять: вот же она, прямо здесь.
Кристина выгнала ее из дома и, попытавшись сделать то же, что и мать, оказалась в той же больнице. В первый раз, но далеко не в последний.
Тогда-то, скитаясь по улицам, Варя и встретила того художника, чьей работы портрет сейчас висел на стене ее спальни. С его помощью она получила наконец паспорт и жила с ним какое-то время. Но потом все закончилось – не так и плохо для него, как могло.
Варя решила начать новую жизнь. Бросая себе какой-то неясный вызов, она легко поступила в университет на мостостроителя. Поселившись в общежитии, охотно ходила на лекции и продавала по вечерам мороженое в кинотеатре. Вспоминая те времена и свои тогда вполне невинные шалости, она улыбалась. Балуясь, Варя могла для всех превратить аудиторию в бар – ну и скандал же был – и кошкой улизнуть от похотливого Толяна.
Но закончилось все как всегда. Толян обвинил Варю в краже и похвастался всем, что Варя пыталась его соблазнить, хоть все и было в точности до наоборот. Соседки – подруги его девушки – бросили тогда Варе в бульон мышь – и где ее только нашли? Но потом затихли, и она подумала было, что все обошлось. Ее ведь даже пригласили на вечеринку. Но эта вечеринка оказалась ловушкой.
Тот дом на отшибе и колючая проволока… Даже годы спустя вспоминать непросто, как петля сомкнулась, и ее волоком тащили по земле, гогоча. Студенты заигрались. Но и Варя вошла в раж тоже. На ее ногах навсегда остались шрамы, но у нее-то хотя бы остались ноги. И жизнь. О других такого не сказать.
Оттуда, из того дома, она и поехала искать гадалку в лесу. В интернете писали, что бабка из Ивановки помогает с самыми разными проблемами. Но разве могли эти мистически настроенные женщины средних лет понять проблему Вари? Разве мог ее кто-то решить? И никому, никому о ней не расскажешь.
Варя сначала ехала к бабке на такси. Но потом все снова пошло не так. Таксист, приняв ее, очевидно, за замарашку-бродяжку, легкую добычу, остановился у обочины и стал срывать с нее одежду. После того, как с ним произошло то же самое, что со многими до него и после него, Варя скрылась в лесу, решив больше из него не выходить.
Но лес тоже не хотел принимать ее, не меньше, чем город. Он… разбегался? И тогда стали появляться эти создания, которых не могло быть, – но разве могла быть сама Варя, которая впервые увидела, как выглядит в человеческом обличье, только в восемнадцать лет, да и то на картине? Однако она была, вот и они были – и не сказать, чтобы их наличие оказалось таким уж непостижимым.
Хотя она и тогда была
