Ивановка - Юлия Михалева
– Иди и найди то, что выбросил, – повторила Мохнатая Бровь. – А все эти разговоры оставь на потом.
Взяв из снега зажженный факел, она подошла к колу с привязанным Ильей.
– Что вы с ней сделали? Как вы могли? – не унимался Рыжий.
Мохнатая Бровь, округлив глаза, выразительно глянула на бородача и кивнула в сторону Рыжего. Он послушно пошел туда, но Илье стало окончательно не до толпы.
– Тебе выпала честь стать даром для Матери, – сказала ему Мохнатая Бровь. – Ты мог получить еще большую честь – стать одним из нас. Ты уже шел верным путем, вкусив материнское угощение. Даже, если не ошибаюсь, дважды. Но ты свернул не туда, отверг эту возможность и послужишь Матери иначе.
– Людоеды! – заорал Илья прежде, чем понял.
Мохнатая Бровь подожгла костер. А затем стянула с Ильи ботинки и отбросила в сторону.
Нет! Нет! Нет! Глаза и нос щипало от дыма и слез, босые пятки – от приближавшегося языка пламени. Илья дергался изо всех сил, но, казалось, путы только затягивались все туже. Он, никогда не веривший в Бога, отчаянно пытался вспомнить слова молитвы.
Кудахтанье, переходящее в протяжное аканье, и хлопки огромных крыльев раздались прямо над головой.
– Мать! Мать!
Все, кто стоял у кольев, рухнули в снег ниц. Илья поднял голову. Над поляной с криком кружило нечто. Крупное, размером с медведя, черное и неоднородное, оно напоминало пятно мазута. Оно пролетало довольно низко, кренясь на правую сторону, – и он сумел разглядеть вытянутую, как у волка, морду с пастью, длинные когтистые лапы, покрытые курчавой шерстью, и даже ряд рогов вдоль головы и спины.
– Кудххх-аааааааа, – верещало оно.
Раздался выстрел. На поляну высыпала другая часть Ивановки, и кто-то стрелял в чудовище из ружья.
– А держи серебро с солью, паскуда! – закричал кто-то знакомый – возможно, даже электрик, – и выстрелило второе ружье.
– Кудххх-аааааааа, – чудовище не смогло набрать высоту и, кренясь, полетело, задевая деревья.
– Ты поднял руку на Мать! – заорала Мохнатая Бровь, подскакивая.
– Проклятые твари! Из-за вас погибла моя дочь! Мой ребенок! – кричал кто-то.
Кто-то снова стрелял.
– Пока вы весь день в лесу сидели, она разнесла полдеревни! Погибли люди! Все, хватит с нас! – Илья узнал голос старосты.
– Да это тебе не жить, – бородач подхватил откуда-то из снега ружье.
А на другом краю поляны уже сошлись в рукопашной. Бестия скрылась с глаз, но о ней и не вспоминали: стреляли, кромсали, лупили палками уже друг друга, невзирая на возраст и пол.
Огонь добрался до ног Ильи – пламя начинало облизывать пока только пятки, покусывая, пробуя на вкус. Даже поджать их не удавалось – слишком крепко привязаны. Спасения нет и не будет.
Но за спиной кто-то, сопя, пытался резать веревки. Судя по звуку, тупым ножом.
– Они… Они убили… Они ее… Загрызли, – шептал, хлюпая носом, Рыжий. – Они… Это все они. И брата они, хоть и не признаются… Проклятые… Ненавижу… Бабка уберечь меня хотела, чтобы разговоров никаких в райцентре не было, а сама-то верила до конца, – он стал всхлипывать. – А они ее… А я не верю! Не нужна мне такая защита! Ненавижу! Не хочу!
За спиной снова всхлипнули и побежали, но Илья ощутил, что веревки ослабли. Похоже, он сможет освободиться! Выпутавшись, он поджал ноги и обхватил столб, примерился и, то и дело поглядывая на побоище, спрыгнул так, чтобы приземлиться рядом с костром. И все же его заметили.
– Убегает! Держи! – закричала Мохнатая Бровь и первой бросилась к Илье. К ней присоединились и другие, но было не до того, чтобы оглядываться. Илья бросился, не разбирая дороги и не чувствуя ни боли, ни холода, в лес, в самую темноту, ударяясь о деревья. Он долго бежал и брел, пока не понял, что погоня затихла. И остановился.
Илья босой стоял по колено в снегу. А из куста смотрели красные огни. Он покачнулся и потерял сознание.
Глава 18. Путь отшельника
Они сбежались, почуяв слабость. Слетелись на черную кровь. Даже с раненой Варей люди не смогли справиться, но созданиям леса сейчас это будет вполне под силу. И они давно ждали такой минуты.
Ощерившись, Варя ударила того, что подобрался слишком близко, здоровым крылом, вцепилась когтями и, вырвав кусок, отбросила. Они на миг замедлились, но тут же продолжили приближаться. Круг смыкался плотнее.
– Варя! Варя, где ты? – все звал и звал далекий голос в голове.
Сознание металось, ища обратный канал. Где же он? Как его открыть? Как ответить?
– Я здесь! – закричала Варя.
От отчаяния волна была так сильна, что сломала ветки деревьев – но не могла прогнать их – тех, кто пришел за Варей. Она ранена и слаба – и они ее не отпустят.
Вдруг вспомнилось, как однажды в начальной школе толпой ее обступили дети. Били, щипали, толкали, пинали, сбив с ног. Смешная угроза по сравнению с нынешней, но совершенной одинаковой была безысходность, она и вызвала давным-давно погребенное воспоминание.
– Я здесь! – снова крикнула Варя. – Помоги мне!
Никто не придет на помощь. Никто не услышит. Исключений не было и не будет, но в прошлом всегда выручало то, что сейчас оказалось бессильно. Тепло между лопаток, жжение… Варя долго не понимала, как это происходит и что вообще происходит, но вдруг она видела перед собой те же руки, что и в зеркале, а не обычные, белые и маленькие. Она становилась сильной и могла с легкостью делать то, что не под силу ни единому человеку. А потом приходили жажда и голод.
Это всегда выручало, но теперь не спасет.
– Помоги мне! – позвала Варя и, понимая, что надежды нет, бессильно прошептала: – Спаси…
Она сопротивлялась: бросалась на каждого, кто смог приблизиться, ломала и разрывала. Но их слишком много. Вопрос немногих минут, когда они осмелеют достаточно, чтобы броситься всей толпой. Она снова и снова пыталась подняться в воздух, но не могла. Первые два выстрела не причинили вреда, но второй охотник стрелял из другого оружия. Плечо, в котором засела пуля, разрывала боль, и рука, и крыло окончательно онемели и больше не подчинялись. Варя до этого момента и не догадывалась, что может плакать, и не будучи человеком, но глаза щипали обычные человеческие слезы.
Свет фонаря одновременно со вспышкой, невидимой людскому глазу, осветили поляну и на миг ослепили. Ведьма, уверенно выкрикивая неведомые Варе заклинания на незнакомом языке, сыпала по обе стороны и
