Ивановка - Юлия Михалева
Старуха коснулась ее спины.
– Ты жива, – выдохнула она – Я всю ночь искала тебя в лесу и думала, что больше живой не увижу. Я знаю, что случилось в деревне.
Варя громко всхлипнула и заурчала, потершись головой о крыло.
Баба Дарья бегло осмотрела рану, из которой продолжали течь черные мутные струйки.
– Серебряная пуля с солью, – сказала она. – Я достану ее. Идем домой.
– Они хотели убить меня, – всхлипнула Варя. – Трофимов, Фомин… И другие…
Старуха погладила ее по голове.
– Они же не знают, что ты – это ты. Пойдем обратно по коридору. В нем тебя никто не сможет тронуть, – и баба Дарья попыталась приподнять Варю. Но ей это не по силам.
– Я смогу сама, – сказала она. – Наверное. Если не будет их.
За стенами света по обе стороны выли от досады лесные, сожалея, что желанной расправы не случилось.
– Я вернусь и убью их, – зло выкрикнула Варя, снова содрогаясь от пережитого ужаса.
– Только сперва поправишься, – не стала спорить баба Дарья и, сощурившись, вгляделась вдаль – там, на краю поляны, оставляя их, лесная чернота обступала нечто. – Что там?
Варя взглянула. В отличие от бабы Дарьи, свет ей не нужен, чтобы все рассмотреть.
– Это Илья. Его хотели сжечь, но он, видимо, сумел убежать, – равнодушно сказала она и нервно облизнулась. Невероятная боль снова сотнями раскаленных ножей прорезала плечо. – Я умру?
– Нет, – и прозвучало это достаточно уверенно для того, чтобы успокоить. – Давай-ка, раз мы все равно здесь, вытащим и его.
Баба Дарья, опять зачерпнув щепоть чего-то из тканевой сумки, висевшей на ее шее, двинулась в темноту, раздвигая стены безопасного коридора.
Кряхтя, она за шиворот втащила Илью в середину и спиной вперед двинулась в обратный путь. Теперь, когда угроза исчезла, Варя успокаивалась. Она встала, но тут же неловко рухнула головой в снег – передняя рука не держала.
– Только не меняй сейчас форму, – встревоженно предостерегла баба Дарья. – Ни в коем случае! Даже на человека, и уж точно не на кошку. Сначала нужно вытащить пулю.
И как тогда идти? Встать в полный рост – не проблема, но долго передвигаться в таком положении – задача не из простых. Эти ноги с длинными когтями для такого не предназначены, но других вариантов нет. Взлететь Варя не могла, а встать на четвереньки, как тянуло, мешало раненое плечо. Она то и дело непроизвольно покусывала его, однако боль от этого, разумеется, меньше не становилась.
– Не трогай, хуже сделаешь, – одергивала баба Дарья, которой не меньше мешала двигаться ее ноша. Помимо того, что она для нее тяжела, старуха постоянно оглядывалась через плечо, чтобы понимать, куда двигаться, и не выйти из коридора. Какая бы она ни была, но она – человек. Ориентироваться в темноте среди деревьев ей, должно быть, на порядок сложнее, чем Варе.
Хотя шли медленно и долго, а все же впереди показался дом в лесу. Сегодня он был освещен очень тускло. Едва переступив порог кухни, Варя рухнула на пол без сил.
– Нашла, – грустно вздохнул непонятно кто. То ли вопрос, то ли утверждение.
Баба Дарья ничего не сказала. Бросив Илью, она, тяжело дыша, прошаркала в комнаты.
– Я не собиралась тебя сжигать, – сказала Варя. – Не нужно было так говорить. Я просто злилась.
Непонятно кто снова вздохнул.
Перевернувшись на левую сторону, Варя оглядывала следы учиненного ею погрома. Окна баба Дарья заткнула подушками и заклеила, переломанную мебель вынесла, обломки стен и потолка вымела. Однако зрелище, освещенное сегодня только керосиновыми лампами – Варя, видимо, повредила проводку, – выглядело жалко и печально. Примерно как и часть Ивановки после ее сегодняшнего визита.
– Зачем ты это сделала? – спросил непонятно кто.
Зачем она ему угрожала? Разнесла бабкину кухню? Разгромила дома в Ивановке? Варя не знала, что он имеет в виду.
И не знала, что ответить, хоть и знала ответ. Она следовала за необъяснимыми голодом и жаждой. Именно эта тяга толкала по ночам на лесные дороги. Пугать, крушить жилища, подкидывать, раздирать когтями – это приносило сладостное упоение, и разве возможно в таком признаться? И далеко не всегда, а точнее, лишь изредка, цепь запускали обида и жажда мести, хотя проявляться все начало именно с них.
С самого детства, как Варя себя помнила, она точно знала, что не такая, как все. Она подолгу рассматривала свои руки, крутя их перед зеркалом: белые и маленькие вдруг становились маслянисто-черно-фиолетовыми и когтистыми в отражении. Нос и рот, если трогать их пальцем, были раздельными и маленькими – но из зеркала смотрела длинная пасть. Зубы на ощупь чувствовались прямоугольниками – а в отражении они были острыми. Волосы ощущались гладкими и длинными, а отражение говорило, что на голове лишь короткая шерсть. Белая рука не находила ни на голове, ни вдоль спины никаких отростков-рогов – зеркало же говорило, что они есть.
Отец погиб еще до рождения Вари, а мать, видимо, уже тогда была не в себе. Она упорно водила Варю по врачам, умоляя вылечить.
– С ней что-то не так, ну как вы не видите? – убеждала она, заламывая руки.
Рассказывала, что Варя так и норовила покусать детей во дворе и пугала дикими играми сестру. Но на самом деле с Кристиной это произошло лишь раз, и когда случилось, ей было уже лет восемь, а Варе, соответственно, четыре. Однако с тех пор старшая долго верила, что «серенький волчок» действительно приходит и кусает за ноги по ночам. Она отчаянно рыдала, не желая идти в свою постель, соглашалась спать только при свете и лет до двенадцати мочила простыни.
Но врачи не видели в Варе ничего странного, кроме неизменно пониженной температуры. А в матери – видели.
А потом у Вари произошел первый серьезный случай в школе – первый из очень и очень многих, но, конечно, об этом никто из них в тот момент не знал. Она пошла в первый класс, и вполне неплохо провела целую четверть. А потом в школьном туалете она неожиданно для себя самой – а это долго происходило внезапно, хотя со временем Варя и научилась
