Виталий Вавикин - Суккубус

– Я видел Ад, – прошептал Джейкоб.

– Ты видел то, что ты видел. – Старик бросил на пол окурок, затушил ногой. – Поднимайся. Негоже моему внуку валяться в ногах. Даже в моих.

Он отвел его в дальнюю часть офиса, туда, где шум вечеринки был почти не слышен, а тени господствовали в объятиях мрака, потешаясь над трусливо отступившим светом. Дверь. Темная, лишенная красок. Такая же, как десятки других дверей. Офис. Ночь за окном. Стол. Пара стульев. Женщина и мужчина. Стоны, тяжелое дыхание.

– Будь осторожен, Лаялс, – говорит женщина, Себила. – Теперь внутри меня есть еще одна жизнь. Еще одна. Еще…

– Черт! – Джейкоб закрыл дверь. Замок щелкнул неестественно громко. – Черт!

– Не бойся, – старик достал сигарету. Прикурил. Его морщинистое лицо на мгновение восстало из мрака и снова погрузилось в темноту. – Думаю, она и так знает, что мы здесь. Думаю, она хотела, чтобы мы были здесь. Чтобы видели…

– Чертова сука.

– Хуже, Джейкоб. Намного хуже. – И уже после. В кабинете Старика. После долгой истории семьи Маккейнов и дома семьи Леон. – Мы должны остановить это, Джейкоб. – Молчание. – Мы должны остановить ее, внук.

– Она сказала, что ждет от меня ребенка.

– Она заберет у тебя твою жизнь, Джейкоб. Твою власть, твое будущее.

– Не знаю смогу ли я…

– Ты должен, Джейкоб.

– Дядя Билли знает об этом?

– Дядя Билли нашел человека, который поможет тебе.

– А Лаялс? Как быть с ним?

– Он такая же пешка, как и мы.

– Я хочу, чтобы он умер.

– Ты должен простить его.

– Нет.

– Он нужен нам, Джейкоб.

– Он против нас.

– Думаю, я смогу это исправить.

– А если нет?

– Тогда ты его убьешь.

– Я убью его в любом случае.

– Именно этого она от тебя и ждет. Твой крах. Твою потерю контроля над собой. Разве ты не видишь? Она играет с тобой. Она играет со всеми нами.

– Тогда я убью ее.

– Но только не своими руками, Джейкоб.

– Мне придется ждать?

– Да.

– Хорошо. Я буду ждать.

Роды. Рем подготовился к ним с тщательностью опытного экзорцис-та. Он осмотрел дом, куда должны были привезти Себилу. Заглянул в каждый уголок, исследовал каждую щелочку. Даже бригаду рабочих, которая должна была построить этот дом, он набирал сам, беседуя с каждым из них и неустанно наблюдая за процессом строительства. Из мебели он ограничился небольшой кроватью и парой стульев. Все пороги в доме были залиты бетоном, превратившись в монолиты. Не осталось ничего подозрительного, о чем Рем бы не знал. Исповедь. За день до положенного срока, Рем покаялся во всех своих грехах, а перед тем как лечь спать, принял большую дозу снотворного, дабы не оскверниться во сне…

Утро. Рем, Лаялс, Билли Брендс, Дэнни и Джейкоб Маккейн. Дом художника. Натертый до блеска пол скрипит под ногами. Комната Себилы Леон. Женщина. Никогда прежде она не была так слаба.

– Что вам нужно? – она лежала в кровати, укрывшись одеялом. – Я спрашиваю, что вам нужно?! – она закричала, когда Лаялс сбросил одеяло на пол. Большой, надувшийся живот пульсировал, словно внутри кипели тысячи адских котлов в ожидании грешников. Лаялс отпрянул назад, испуганно уставился на Рема. Молчание.

– Берем ее! – скомандовал Дэнни. Он первым подошел к кровати. Взялся за край простыни, на которой лежала Себила. Вторым был Брендс. За ним – все остальные. Себила извивалась, кричала. Ее проклятия тонули в бесконечных коридорах и необъемных залах дома.

– Какого черта? – Дряхлая, немощная. Ивона попыталась преградить им путь. – Что вы делаете? – кричала она, пытаясь догнать их. – Что вы делаете? – Старые ноги подогнулись, и она упала. Слезы. Желтые ногти ломаются, в бессилии царапая пол. Колени кровоточат, оставляя позади себя алый шлейф.

– Господи! – прошептал Лаялс, увидев, как Ивона на четвереньках выползает из дома. Ее глаза горели безумием, а крики напоминали собачий лай.

– Жми на газ! – Брендс сдавил его плечо. – Жми же, черт бы тебя побрал!

Рем окропил Себилу святой водой. Положил вокруг ее шеи епитрахиль.

– Идиоты! – шипела Себила. – Какие же вы идиоты! – боль и ненависть искажали ее покрытое потом лицо. Горели свечи. Пахло воском и ладаном.

– Я экзорцирую тебя, Себила, – начал Рем. – Больную, но возрожденную чрез святой источник крещения именем Бога, искупившего тебя своей драгоценной кровью, чтобы ты стала экзорцированным человеком.

Лаялс закрыл глаза. Безумие. Все это одно большое безумие!

– Да удалится от тебя всякое зло дьявольского обмана и всякий нечистый дух, заклинаемый тем, который придет судить живых и мертвых. Аминь.

– Аминь.

– Аминь.

– Аминь.

Ветер задул свечи: все до единой. Тени поползли к постели роженицы. Обняли ее.

– Бог милосердия, допускающий по милости щедрот своих претерпеть порчу тем, кого ты любишь, кого ты в любви принимаешь, для исправления наказуешь; тебя призываем мы…

Комната менялась. Становилась другой. Она уносила собравшихся в ней людей в другой мир, в другую реальность. Туда, где солнце было алым от крови, и высушенный жарой красный песок уходил за горизонт своими бесчисленными барханами.

– Смилуйся, Господи, над нашими воздыханиями; смилуйся, над слезами этого больного, полного веры в твое милосердие. Допусти его к таинству примирения с тобой чрез Христа, нашего Господа. Аминь.

– Аминь.

– Аминь.

– Аминь.

Они шли вперед. Шли по этой бесконечной пустыне смерти и безмолвия, и черный ворон кружил над ними.

– Проклятый Дьявол, признай свой приговор, воздай честь Богу правому и живому, воздай честь Господу Иисусу Христу и отойди от этой рабы Божьей со своими кознями, от слуги Бога, искупленного Господом нашим Иисусом Христом, его драгоценной кровью…

Молитвы. Никто не помнил уже о Себиле. Были только они и их собственные судьбы, жизни, грехи. Они ждали их на кроваво-красной горе старыми высушенными на солнце крестами. И голос Рема, читающий страсти Господни, звучал как приговор. И ворон летал в небе. И гвозди стучали, готовые пронзить плоть, расщепив дерево…

Никто не знал, сколько прошло времени. Может быть час. Может быть пара дней. Они очнулись в темной комнате, пропахшей потом и испражнениями. Себилы не было. Лишь только ребенок. Мальчик. Он лежал на кровати, разглядывая столпившихся над ним мужчин. Джейкоб взял его на руки.

– Что ты делаешь? – попытался остановить его Дэнни.

– Это мой сын, дед.

– Рем?

– Я не знаю, мистер Маккейн. По-моему, это всего лишь ребенок.

Они вышли на улицу. День был жарким. Яркое солнце слепило глаза.

– Вот тебе еще одна история, Билли, – сказал Маккейн старому другу.

– Надеюсь, последняя, – Брендс прищурился, вглядываясь в синее небо. – Надеюсь, последняя…