Река – костяные берега - Полина Луговцова
Борис завертел головой, сосредоточившись на том, что попадало в поле зрения. Всюду было темно, и лишь справа от него тянулась длинная светлая полоса. «Щель в стене», — догадался он и придвинулся к ней, изгибаясь всем телом подобно гусенице. В узком проеме между досками показалась часть двора с дорожкой, ведущей к терему, по которой шла какая-то женщина: виден был только край пышной длинной юбки, волочащейся по земле.
— Чего тебе? — послышался ее голос, странно знакомый Борису, а затем рядом с юбкой появились коричневые резиновые сапоги примерно сорок шестого размера, и низкий мужской голос ответил:
— Мое почтение, Евдокия Павловна! Вора поймали! Мережи наши проверял!
— Мережи? — переспросила женщина недовольным тоном. — Как же, интересно, ты это допустил, Лапоть?
— Не поверите, этот вор возник как будто из ниоткуда. Никого на реке не было, а потом вдруг рядом с помостом лодка появилась, и он из нее выбрался! Не мог же он под водой на лодке проплыть!
— Интересно! И что вы с ним сделали? Пустили на корм рыбам? — послышался хриплый смешок.
— Нет, в сарае заперли. Допросить хотели, кто такой. Если, конечно, он ласты не склеил после того, как я его огрел. — Ноги в резиновых сапогах затоптались на месте.
— Покажи мне его! — приказала Двузубова, и беседующие двинулись в сторону Бориса.
Где-то совсем рядом лязгнули засовы, захрустела солома, устилавшая пол, и в тот миг, когда чья-то рука сдернула мешок с головы Бориса, неожиданно, как резко сменившийся кадр в кино, перед ним возникло лицо Евдокии Павловны, но какое! Следы преклонного возраста бесследно исчезли, морщины разгладились, но красоты от этого в нем не прибавилось, а, наоборот, сходство с хищной рыбой сразу бросалось в глаза. Борис молчал, не в силах вымолвить ни слова. Та, узнав его, весело воскликнула, обернувшись к сторожу:
— Развяжи его скорее, Лапоть! Гость дорогой пожаловал! Чуяло мое сердце, что еще свидимся! Как знала, что он сегодня придет, даже велела свежей рыбы доставить к нынешнему обеду.
Борис узнал обладателя резиновых сапог, видел его на барже во время прошлого визита в Кудыкино. Тогда, как и сейчас, на нем была та же красная футболка с логотипом американской газировки, только уже изрядно подзатертая. Человек, названный Лаптем, освободил Бориса от веревок и, подхватив его под руки, поднял и поставил на ноги с такой легкостью, будто тот весил не больше матраса, а затем подтолкнул к распахнутой двери сарая.
Тошнотворный запах тухлой рыбы, тотчас нахлынувший отовсюду, многократно усилился, когда хозяйка радушно заключила гостя в объятия, измазав при этом чем-то склизким.
— Дождалась, дождалась! — радостно ворковала она, увлекая Бориса за собой к терему. Прикосновение ее холодной и влажной руки нельзя было назвать приятным, но его вдруг охватил странный восторг — как будто он, умирая с голоду, узнал, что вот-вот насытится.
— Что же ты сбежал в тот раз, даже не прощаясь? — Она обернулась к нему и строго посмотрела выпученными глазами сверху вниз — они уже поднимались по лестнице.
— Так вышло: парнишка сельский в гости пригласил, а потом стемнело очень быстро, поздно было возвращаться.
— Чую, наговорили тебе про меня гадкое, напугали! Ведьмой меня кличут, слыхал?
— Ну… что-то в этом роде, — уклончиво ответил Борис, не желая сердить Двузубову: ведь ему к ней снова с просьбой обращаться!
— Ненавидят! — воскликнула хозяйка гневно. — А случись что, ко мне же бегут за помощью! — Она посмотрела на него так, будто знала о его недавнем мстительном порыве, и сказанное относилось не только к жителям села, но и к нему. Борис отвел взгляд. Ему было что скрывать: совсем недавно его обуревало желание расправиться с коварной колдуньей.
Лестница в этот раз показалась Борису длиннее: уже потом он заметил, что в тереме надстроили еще один этаж. Они вошли в просторную комнату и расположились на высоких деревянных стульях с резными подлокотниками, повернувшись к окну — наверное, у Двузубовой здесь был наблюдательный пункт, потому что все Кудыкино просматривалось, как на ладони. Справа от села простиралась водная гладь необъятной реки, вдоль берега которой тянулся глубокий карьер, упиравшийся в глиняную гряду, на вершине которой виднелось какое-то деревянное сооружение вроде смотровой вышки.
— Полюбуйся! — Двузубова жестом указала в сторону возвышенности. — Смех один!
— А что это? — полюбопытствовал Борис.
— Жалкое подобие Кудыкиной горы, обвалившейся после потопа. Они тут скребли, возились, как муравьи, целыми днями, и вот наскребли. Без слез не взглянешь! Еще и звонницу зачем-то сколотили, дурачье! Колокола-то все равно нет! — Хозяйка запрокинула голову и довольно рассмеялась, а когда вновь взглянула на него, в глазах ее Борису почудился страх, и он понял, что смех этот был наигранный — похоже, ее пугала и рукотворная гора, и пустая звонница, будто ведьма боялась того, что однажды в ней все-таки появится колокол и… зазвонит.
Гора отбрасывала на поселок длинную предвечернюю тень, отчего Кудыкино выглядело мрачновато. Хотя добротных «зажиточных» изб стало значительно больше. Улицы и дворы пустовали, поэтому Борис сразу заметил движущуюся вдали фигуру — судя по длинному платью и развевающимся волосам, женскую.
— О, Нюрка идет! — Двузубова узнала свою внучку и одарила гостя многозначительным взглядом. — С речки возвращается. С тех пор как ты ушел, все по тебе горевала, слезы проливала. Сколько раз я посылала за ней, но так и не нашли девку. Слышать слышали, а не видели: пряталась где-то в кустах на берегу. Ох, и выла! На все село! А теперь вот идет. Торопится, видно. Знает уж, поди, что ты здесь, к тебе спешит.
— Вообще-то я по делу и ненадолго! — выпалил Борис, давая понять, что встреча с Нюрой в его планы не входила.
— Что опять не так-то? — Хозяйка приторно заулыбалась, будто ей была прекрасно известна приготовленная Борисом просьба, и он вновь ощутил вскипающее внутри зло: точно, издевается! Но тут же спохватился и, придав лицу виноватое выражение, принялся подробно объяснять возникшую проблему. Он боялся, что ведьма не поймет, что такое фондовый рынок и почему Борис не может снять со
