Река – костяные берега - Полина Луговцова
Оказалось, пока они с Сашкой болтали и Борис снова рассказывал о своих приключениях, за дверью ждала Маша. Она появилась сразу, как только друг ушел. Борис улыбнулся, увидев в ее руках пакет с апельсинами, подумав, что медсестра будет довольна. Маша не улыбнулась в ответ. Сухо спросила: «Ты как?» Но Борис знал, что на самом деле она хотела спросить совсем другое, потому что этот вопрос она могла задать и при Сашке.
Борис повторил ей свои слова, произнесенные в последнем сне над трупом друга. Она ничего не ответила и ушла, но ему показалось, что она поверила.
Вернувшись домой спустя несколько дней восстановительной терапии, Борис выяснил, в каком состоянии находится его брокерский счет, с облегчением обнаружив там ту же сумму, которую внес при открытии — страшного убытка не было, потому что в последнюю неделю цена акций изменялась в нужную ему сторону. И хотя прибыли это не принесло, но Борис готов был прыгать от радости, что остался при своих. В тот же день он закрыл все позиции и вывел деньги со счета на банковскую карту. Теперь можно было купить квартиру и заплатить за учебу в универе, как он и обещал родителям еще полгода назад. Правда, новенький внедорожник марки «БМВ» придется продать и погасить кредит за него — на приобретение дорогого автомобиля денег уже не хватало. Но он теперь и не был ему нужен: ведь купить его Борис хотел только для того, чтобы привлечь внимание Леры. Сейчас он даже понять не мог, почему готов был разбиться в лепешку, угождая ей. Он был совершенно уверен, что никогда ее не любил.
А Маше не нужна была машина, ей больше нравилось гулять пешком. Они снова бродили по городу вместе и болтали о всякой всячине. Правда, о любви речь пока не шла, Борис ее не торопил, и она не вспоминала о его признании, сделанном в больничной палате. Но порой в ее взгляде угадывалось ответное чувство, и Борис был уверен, что скоро она ему об этом скажет.
Жизнь потекла своим чередом, неспешно, как большая сибирская река. Кудыкинские кошмары отступили в прошлое. Из памяти постепенно выветрились омерзительные запахи сырой и жареной рыбы, хотя рыбные блюда еще очень долго вызывали у него отвращение. Забылся ужас, испытанный при виде улиц, кишащих зубастыми тварями. Прошли ожоги, полученные в пожаре, а укус на ноге, оставленный зубами угря, затянулся. Образ ведьмы растворился так, что Борис и вспомнить не мог, как она выглядела. Только одно лицо стояло у него перед глазами, потому что он видел его во сне каждую ночь.
Каждую ночь Борису снилось, как он плывет на лодке по Костяной реке — такой широкой, что одного берега у нее не видно: то ли он скрыт за горизонтом, затянутым плотными тучами, то ли его вовсе нет. А на другом берегу стоит Нюра и зовет его. Он подплывает ближе и слышит, как она говорит, ковыряя ногой в песке:
— Смотри, как много ракушек! Я их собираю, чтобы построить ракушечный домик, такой же, какой видела в лесу. Там живет одна добрая женщина. Она предложила пожить у нее, узнав, что мой дом сгорел в пожаре, но я сказала, что хочу построить свой. Ты ведь поможешь мне?
Сны повторялись, похожие друг на друга, и отличались лишь небольшими деталями: гора ракушек за спиной Нюры все росла, а Борис оказывался каждый раз все ближе к берегу. Но заканчивались все сны одинаково грустно: Нюра смотрела, как он удаляется в недосягаемое для нее измерение, и взгляд ее постепенно тускнел.
Поначалу Борис ждал, что сны когда-нибудь прекратятся. Засыпая, нарочно думал о чем-то другом — в основном, о Маше, но во сне всегда оказывался рядом с Нюрой. Постепенно он смирился, приготовившись к тому, что эти сны он будет видеть теперь всю жизнь. Но как-то раз возникло подозрение, перепугавшее его до ужаса: что, если эти сны и есть реальность? А то, что он считает привычной жизнью, наоборот, снится? Ведь такое уже произошло с ним однажды!
Борис гнал от себя неприятные мысли, но ему не давало покоя дурное предчувствие: он боялся, что однажды Нюра уведет его за собой в ракушечный домик и он застрянет во сне навсегда.
