Татьяна Корсакова - Проклятое наследство

Не крысу…

Шульц, поверенный баронессы, лежал распростертый на дорожке аккурат перед пристанью. И чего поперся посеред ночи?! Служанка, не ошиблась Матрена Павловна в своих предположениях, голосила и заламывала руки, но не рядом с поверенным, а в сторонке, словно бы боялась подойти ближе. Она, может, и боялась, а вот баронесса фон Дорф не убоялась, шагнула решительно, замерла над телом, руку в шелковой перчатке к горлу прижала. Вот тогда-то Матрена Павловна и поняла, что случилось неладное. Оттолкнула Анатоля, решительным шагом направилась к баронессе. В конце концов, она всему здесь хозяйка, должна знать, что случилось.

Случилась смерть. Нет, не смерть даже, а смертоубийство – страшное, жестокое, бесчеловечное. Именно что бесчеловечное! Не мог человек сотворить такое…

Шульц лежал в луже собственной крови, местами кровь эта уже начала подпекаться. Матрена Павловна не сразу заметила, как замарала в ней туфли. Теперь придется выбросить. Или попробовать отмыть? Хорошие ведь туфли, удобные, специально по ноге шитые. Но мысли о туфлях занимали ее недолго, ровно до тех пор, пока она не увидела лицо несчастного, вернее, то, что от лица осталось… А не осталось там, считай, ничего. Словно бы невидимый мясник лицо это одним махом от кости отодрал. Или не мясник… И не одним махом… И не только лицо… Вот и грудина вся разворочена. Черный камзол и рубаха на пузе располосованы, кишки наружу. А над кишками уже и мухи вьются, даром что ночь на дворе. Почуяли падаль… К горлу подкатила тошнота, но от тошноты этой Матрена Павловна отмахнулась так же, как отмахнулась от неловких попыток Анатоля оттащить ее от тела.

– Заткнись немедля! – рявкнула она и на служанку, глупую бабу, глянула так, что та тут же замолкла, отошла как можно дальше от растерзанного тела.

А баронесса, наоборот, покойника не убоялась, приблизилась вплотную, совсем не опасаясь запачкать роскошное платье чужой кровью. Рукой в перчатке коснулась обезображенного лица. Спина ее оставалась прямой, и звука ни единого она не издала, стало быть, нервишки у баронессы крепкие. Не ошиблась в ней Матрена Павловна.

Тем временем подтянулся народ, откуда-то принесли факелы, зажгли, освещая место преступления. В том, что это преступление и есть, Матрена Павловна не сомневалась ни на минуту. Вот только кто посмел? В ее доме!

Тишина, наступившая после того, как она прогнала служанку, продлилась недолго. Снова заголосили, заверещали. На сей раз горланила супружница городского головы, прижимала ко рту батистовый платочек и пальцем тыкала куда-то в темноту.

– Посвети-ка! – велела Матрена Павловна одному из мужиков с факелом.

В неровном оранжевом свете звериные следы казались черными, да только все прекрасно понимали, что не черные они, а красные. А еще огромные – не то собачьи, не то волчьи. Но каких же размеров должна быть тварь, этакие следы оставившая, этакое зверство сотворившая?!

– …Волколак… – встревоженный шепоток пронесся над толпой, набираясь сил, становясь все громче, превращаясь почти в крик: – Вернулся нечистый…

Заверещали девки, заголосили бабы, мужики принялись тревожно оглядываться. Все, кто выбежал из дома, помимо воли, словно напуганные животные, сбились в кучу. Откуда ни возьмись, появились вилы, ножи и прочие бесполезные против зверя игрушки. А Матрена Павловна вспомнила про Наташеньку, но, увидев дочь, тут же успокоилась, велела Викеше:

– Уведи и в комнате запри.

А тот и рад стараться. На радостях даже о волке-людоеде позабыл. Надо бы присмотреть, уж больно рвение его подозрительно. Не про его честь девка. Напомнить, что ли, чтобы не зарывался? Другим разом. Сейчас иных проблем хватает. Так, глядишь, и сделка сорвется. Испугается мальчишка, передумает остров покупать.

Не испугался. Стоял в толпе смирнехонько, смотрел внимательно, невесту к груди прижимал, а та все пыталась вывернуться, шею тянула, чтобы посмотреть, чтобы увидеть. Не робкого десятка, значит, девица. Ну ничего, это пока.

А архитектор из толпы, наоборот, выбрался, семенящим шагом подошел к баронессе, сказал что-то едва слышное. Та кивнула в ответ, оперлась на протянутую руку, вздернула подбородок. Маска в свете факелов блеснула зловеще, кроваво-красным. Не проста баронесса. Ох не проста. Да и архитектор не прост. Тело несчастного Шульца он рассматривал с медицинской тщательностью, не побрезговал даже до развороченной грудины дотронуться. А потом с кряхтением встал, глядя себе под ноги, направился к дому. Матрена Павловна не сразу поняла, что идет он не просто так, а по волчьему следу.

След оборвался у задней двери… Это что же получается? Зверь с острова не сбег, а в доме спрятался? А там Наташенька… Сердце замерло, закаменело. Едва не сбив архитектора, Матрена Павловна бросилась к двери.

– Зря волнуетесь, – бросил тот ей вдогонку и заставил остановиться. – Ежели оборотень и в замке, то не в зверином, а в человечьем обличье. Вот поглядите! – Невесть откуда взявшейся керосиновой лампой он осветил порог, на котором звериные следы обрывались, будто бы зверь этот испарился.

– Нет, – Матрена Павловна мотнула головой, способность рассуждать здраво возвращалась к ней медленно, но верно. – Коль вы настаиваете на том, что это… оборотень, – последнее слово она не сказала, а выплюнула, – тогда в доме должны иметься человечьи следы.

– Имелись. – Носком старого башмака Август Берг поддел перепачканную в крови тряпку, валявшуюся у самой двери. – Да только он их стер вот этим.

– Кто? – Раздался за их спинами голос Коти. Бодрый, надо сказать, голос, лишь самую малость встревоженный. – Кто стер?

– Тот, кто сначала в волчьем обличье растерзал господина Шульца, а потом уже в человечьем вернулся в дом.

– Глупости говорите! – громко, с вызовом сказал Серж. – Запугать нас всех пытаетесь этими своими байками про оборотня!

– Я? – Берг посмотрел на мальчишку удивленно и снисходительно одновременно. – Помилуйте, молодой человек, бояться вам стоит не меня, а его.

– Оборотня? – Гонора в голосе Сержа поубавилось. Видно, вспомнил, что на пристани лежит бездыханное истерзанное тело, и на глупый розыгрыш это никак не тянет.

– Я думаю, стоит вызвать полицию.

Голос Туманова был спокоен. Невесту свою он больше за руку не хватал, она стояла смирно, смотрела не на него, а на Берга. Матрена Павловна тоже посмотрела. А что, может, и есть в словах Сержа резон, может, хочет старый хрыч всех запугать? Да только не похоже. В людях Матрена Павловна разбираться умела, видела, что архитектор поражен до глубины души. Но не напуган, нет. Скорее уж озадачен. Значит, не он. Да и зачем ему? Какой у него во всем этот интерес? А интерес на самом деле имелся если не у всех, то у многих – у наследничков. Надо только разобраться, в чем этот интерес выражается. О своем-то Матрена Павловна знала все досконально, но чужая душа – потемки. Думать нужно, приглядываться.