Соседи - Екатерина Дмитриевна Пронина
– Да у меня в кои-то веки появились друзья! Я и так вечно один! Живу у вас, как мышь под веником, меня не слышно, не видно!
Алесь пошел на отчима. Родион Григорьевич стушевался, опустил плечи и отступил. Иначе не могло быть. Он – чужой человек, который появляется здесь наездами и не умеет толком даже топить печь. Дача и огород для него обуза. Настоящим хозяином дома давно уже был Алесь.
– Во что я дом превратил?! – впервые в жизни орал он на взрослого человека. – Я печку вычистил! Яблоню подвязал! Огород поливаю каждый день! Вот что я с домом сделал!
– А мальчик, который живет на чердаке? – спросил отчим беспомощно.
– Ко мне одноклассник в гости приехал. Он не беспризорник, он в театре играет, – голос Алеся еще дребезжал от гнева, но понемногу успокаивался. – А вам повод нужен, лишь бы наброситься. Как волки.
Это “вам” было собирательное, обращенное ко всем сразу взрослым, к которым Алесь давно уже не питал никакого доверия. Родион Григорьевич хотел что-то сказать, но зашелся в приступе сухого кашля. Пытаясь отдышаться, он сел на тахту, жалобно скрипнувшую под его весом.
– Зачем ты так? – неожиданно сказал он. – Я же тебя пальцем не тронул и не трону никогда. Разве я тебе что-то плохое делал?
– А нечего на меня орать.
Родион Григорьевич с тяжелым вздохом поскреб бритый череп. Он не выглядел ни страшным, ни грозным, только зверски уставшим и несчастливым. Алесь сел на тахту с другого краешка. Он вдруг ощутил к отчиму острое сочувствие. Чужой, почти взрослый пасынок свалился Родиону Григорьевичу на голову, и он, как умел, пытался ужиться с ним. Поставил раскладушку на кухне, отрезав кусок от и без того тесного пространства квартиры. Разрешил остаться на даче. Не лез, не донимал ни правилами, ни заботой. Пожалуй, он даже боялся Алеся, поэтому не вмешивался в его дела лишний раз.
– Да я ведь понимаю, что я тебе не отец, – прокашлявшись, неловко сказал отчим.
– Ничего, – Алесь слабо улыбнулся. – Уживемся как-нибудь.
На душе скребли кошки. Он чувствовал, что разговор с дедом Ефимом, который ждет их впереди, будет не проще, чем с отчимом.
Глава 15. Договор
Дед Ефим был не один – с его просторной веранды доносились ворчливые голоса.
– Что же ты, Ефимка, такие черствые пряники на стол поставил? Могильные камни грызть и то сподручнее! Как был скрягой, так и остался! Помню, ты еще маленький был, а уже сволочь-сволочью, собаке пряники кидал, а Наумке только кукиши крутил!
– Не надоело еще меня попрекать? Забыл, как через эти пряники, да через дом хороший, да через другое богатство, отцовским трудом заработанное, я сиротой остался?
– Это сейчас ты отца вспоминаешь, а помнишь, как при красной власти сам от него отрекался? На всех собраниях первым призывал «покончить с кулацкой угрозой»!
На веранде, за круглым столом, где обычно собирались активисты садового товарищества, сидели и увлеченно спорили оба старика, дед Ефим и дед Наум. Между ними стоял самовар с чеканной надписью «Передовику-садоводу», накрытый старинной куклой-барыней. Его окружали разномастные фарфоровые чашки с пряниками, сахаром, вареньем, тарелка с солеными грибочками и полупустая бутылка мутного деревенского самогона.
Шедший первым Ленька несколько раз ударил кулаком о деревянный столб, подпирающей крышу веранды. Когда старики прервали спор и посмотрели на ребят, он твердо сказал:
– Мы пришли узнать о существе, которое называют Стынь.
– Сказки-то деревенские не повторяй, пионер! – нахмурился Ефим.
– У меня пропала мама, и мы не можем просто сделать вид, что все это сказка, – Леня не отступал. – Мы нашли дневник красноармейца Крюкова, моего прадедушки.
Ефим явно собирался выставить непрошенных гостей, но Наум, привстав, положил старику руку на плечо, усаживая обратно на лавку.
– Я расскажу. Дети должны знать.
Звенели комары. Над чашками с чаем поднимался ароматный пар. Наум курил самокуртку, а Ефим папиросу. Ленька вдруг подумал, что Крюков, наверное, так же пил чай с деревенскими стариками и старухами, когда дед Ефим и дед Наум были маленькими детьми, и так же курил папиросы, собираясь на последний свой бой.
– Все, что написано в дневнике – правда, – сказал дед Наум. – Я мальцом был, а умирать буду – не забуду, как нас с Ефимкой привели на пояс Лирниссы, и как Стынь явилась по наши души в ледяной пурге. И сейчас снова чувствую, сердце словно леденеет все внутри. Стынь в Краснополье, точно вам говорю. Ходит, ищет что-то. И по доброй воле не уйдет. Понять бы, что ей надо…
– Ясное дело, за нами она идет, Наумка! – выкрикнул Ефим, уже изрядно пьяный. – Мы же ей обещаны были!
– Не трясись, Ефим, – покачал головой старый гробовщик. – Если придет, не узнает она нас. Мы тогда пацанами были, а сейчас дедушки. Чудь, она людей не различает совсем. Отца и сына путает, одним человеком считает. Вот и пришла она не ко мне и тебе, а к внуку Крюкова. Не нас, стариков, она ищет, а убийцу своего.
Старики вновь заговорили о прежних деньках, будто и не интересовало их, что прямо сейчас по деревне ходят мертвецы, а женщина с белыми глазами уводит в лес детей, за которых некому вступиться. Больше не было смысла сидеть здесь. Даник первый поднялся из-за стола, язвительно поблагодарив хозяина за чай.
– Ты сушки-то в карман не пихай, – напоследок прикрикнул дед Ефим на Алеся. – Больно наглые дети сейчас пошли.
Даник уже гневно нахмурился, но Ленька потянул его с крыльца. Было по-прежнему зябко. От холода цветы на аккуратных клумбах, которые обычно были гордостью старика, поникли и облетели.
– Легко сказать – нужно найти Стынь, – вздохнул Леня. – Мало ли где она сейчас.
Какая-то мысль крутилась у него в голове, но он никак не мог поймать ее за хвост. Старый дневник, Матвей Крюков, красноармейцы, черные камни за васильковым лугом…
– А что, если ей нужен однорукий? – вдруг спросил Даник вслух. – Лень, ты думаешь, что Стынь искала тебя, потому что ты Крюкову правнук. Но что, если она вообще не понимает, что времени прошло уже слишком много и комиссар, который ее закопал, давно мертв? Гробовщик Наум сказал, чудь плохо различает наши лица. Тогда она будет искать человека, у которого нет правой руки.
Ребята переглянулись. Такой человек в “Краснополье” был – тракторист
