Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
Несомненно, существовали и другие возможности, которые просто не пришли в голову, но в данный момент перед ней оставался открытым лишь один путь. Прежде чем Лиза успела передумать, она выбрала ближайший «леденец» и раскусила его пополам.
Вкус не был похож ни на что из того, что Лиза когда-либо пробовала: молочная сладость, ничуть не контрастирующая, а скорее подчеркивающая насыщенный железистый привкус красного мяса. Она проглотила откушенный кусок, сунула в рот вторую половинку «леденца» и потянулась за другим. Пока жевала, Лиза чувствовала, как вкус словно плавится, расползаясь на языке, заполняя рот, становясь глубже и сложнее. Ей бы ужаснуться, почувствовать отвращение… однако эти эмоции таяли, отходили на второй план по сравнению с удовольствием от наполнявшего рот восхитительного вкуса. Сладкий восторг смешался с зеленовато-желтым буйством, все еще не утихшим в ее венах. В серебристом пространстве стола с Гэри что-то происходило, он вдруг заметался из стороны в сторону, крепко зажмурив глаза и стиснув зубы. Однако, видя, как он корчится, Лиза продолжала поглощать засахаренные кусочки мяса, во вкусе которых угадывались нотки фруктов – персиков, груш и яблок. В тонкостях его оттенков заключался целый мир знаний, как будто испытать это наслаждение означало проникнуть в сознание, которое его измыслило. Она поняла, что написано в преддверии этой комнаты, точное расположение места и как из него попасть в Расколотую землю, поняла природу роев и как их призывать и использовать. И еще многое, многое другое дожидалось ее внимания.
С засахаренным мясом было покончено, ничего от него не осталось, кроме сладкого сока, который Лиза высасывала из кончиков пальцев, царапая их о зубы, не обращая на это внимания, – медный привкус крови лишь дополнял аромат. Она опустила взгляд на стол, увидела свое отражение, глядевшее в ответ на нее: остекленевший взгляд черных глаз, к нижней губе прилип кусочек «леденца». От Гэри не осталось и следа. Значит, все в порядке. Она знала – или думала, что знала, – что произошло с ним. Он был в ее власти как бы банально ни звучали эти слова. Теперь ей придется решать, что делать с ним.
Она поняла, как легко будет не столько восстановить, сколько замаскировать свою внешность. Желтое облако и заключенная в нем сила больше не заперты в ее мозгу и всецело принадлежали ей – она могла использовать их по своему усмотрению. Образ ее изменился – она снова стала Лизой Мартинес. Раны ее ныли; она сосредоточилась на них – и раны закрылись.
Оставаться здесь причин не было. Она могла бы занять гнездо Сефиры, но чего ради? Теперь она знала, что где-то по западному краю континента бродит еще одна представительница ее вида, член Разбитой Компании, и как только она узнает об уничтожении Сефиры, тотчас отправится в путь, чтобы бросить вызов Лизе в борьбе за мотель «Уединение». Одолев одного суккуба, Лиза обрела твердую уверенность в исходе нового поединка, да только зачем ей это? Она не горела желанием заниматься работой истребительницы демонов. Чего ей больше всего хотелось – так это вернуться в свой дом и в свою постель, населенные, увы, горькими воспоминаниями.
Оставив холодильник там, где он стоял, она стала пробираться через поваленные торшеры. При этом слизнула с нижней губы последний осколочек «леденца», смакуя кратковременный всплеск ароматной сладости на языке. Наверное, трудно будет удержаться и не отведать этой сладости снова, особенно теперь, когда она знала, как ее приготовить. Выходя из комнаты, она прихватила мясницкий нож с собой.
В Париже, в пасти Кроноса
I
– Знаешь, сколько они дерут за коку?
– Сколько? – спросила Васкес.
– Пять евро. Каково, а?
Васкес пожала плечами. Она знала, что этот ее жест вызовет раздражение у Бьюкенена, который едва ли не с патологическим удовольствием жаловался буквально на все в Париже, – от отсутствия кондиционера в поезде, следовавшем из аэропорта Руасси-Шарль-де-Голль, до тесноты гостиничных номеров, но в конце концов, у них имеется счет на представительские расходы, и каким бы скромным тот ни был, она не сомневалась в том, что пятиевровая кола вряд ли его истощит. В голове как-то не укладывалось, что профессионалы должны беспокоиться о стоимости приобретаемой газировки.
Слева от нее Авеню де ла Бурдонне казалось на удивление спокойным; справа же в интерьере ресторана колыхался разноязычный шум: в преобладающий английский вплетались немецкий, испанский, итальянский и даже немного французский. Перед ней и позади за столиками на тротуаре сидели почти в равном количестве пожилые мужчины, читавшие газеты, и молодые пары в солнцезащитных очках. Послеполуденный солнечный свет разлился по округе белой краской, высветлив все на несколько оттенков, превращая низкие здания на другой стороне Авеню в нечеткие прямоугольники. После того как они с напарником перекусят, ей надо будет вернуться в один из сувенирных магазинов, мимо которых они проходили по дороге сюда, и купить солнцезащитные очки. Еще один пункт статьи расходов, который вызовет недовольство Бьюкенена.
– M’sieu? Madame? – вернулся их официант, на удивление средних лет. – Vous êtes…[25]
– Вы же говорите по-английски, – заметил Бьюкенен.
– Да, конечно, – откликнулся официант. – Вы готовы сделать заказ?
– Я возьму чизбургер, – сказал Бьюкенен. – Среднепрожаренный. И колу, – добавил он, поморщившись.
– Будет сделано, – кивнул официант. – А для мадам?
– Je voudrais un crêpe de chocolat, – сказала Васкес. – et un café au lait.[26]
Выражение лица официанта не изменилось.
– Très bien, Madame. Merçi,[27] – проговорил он, а Васкес передала ему меню.
– Чизбургер? – спросила она, когда официант удалился в ресторан.
– А что? – спросил Бьюкенен.
– Так, ничего.
– Да, я люблю чизбургеры. Что в этом дурного?
– Ничего. Не бери в голову.
– Только потому, что я не желаю есть какую-то французскую стряпню – ой, un crêpe, s’il vous-plait! [28]
– А вот это все, – Васкес кивнула, имея в виду окружающую обстановку, – ускользает от твоего внимания?
– Мы же не за этим сюда приехали, – проворчал Бьюкенен, – а за мистером Уайтом.
Васкес невольно вздрогнула:
– Почему бы тебе не говорить чуть погромче? Не уверена, что все в кафе
