Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
Сама же она изо всех сил старалась не думать о камере под подвалом тюрьмы, куда привел ее Зови-Меня-Просто-Билл. Это произошло, должно быть, через неделю после того, как высокий грузный мужчина, цэрэушник, она это точно знала, начал все свободное время проводить с мистером Уайтом. Васкес проследовала за Биллом вниз по залитым бетоном ступеням лестницы, ведущей из лабиринта подвала с особо ценными пленниками, заключенными в разных его камерах (не говоря уже о Клозете, точное местонахождение которого она так и не смогла определить), в полуподвальный этаж, где он щелкнул кнопкой большого фонарика, который нес в руке. Луч прошелся по кирпичным стенам, по кучам разнообразного хлама (какие-то запчасти для самолетов советской эпохи, какие-то инструменты для ремонта этих деталей, кое-что не такое древнее: горы туалетной бумаги, коробки с пластиковыми столовыми приборами, пара больничных каталок). Они подошли к низкому дверному проему, открывавшемуся на высеченные из камня ступени, вогнутые поверхности которых свидетельствовали о прохождении многих поколений ног. Все это время Зови-Меня-Просто-Билл рта не закрывал: читал лекции, подробно рассказывал историю тюрьмы с того времени, как здесь располагался ремонтный центр для советских самолетов, до тех пор, пока какой-то офицер КГБ не решил, что здание идеально подходит для размещения заключенных, и это изменение поддержали все, кто впоследствии владел им. Васкес изо всех сил старалась быть внимательной, особенно когда они спустились по последнему пролету лестницы и воздух сделался теплым и сырым, а камень по обе стороны – влажным.
– А еще раньше… – рассказывал оперативник ЦРУ. – О, раньше… А вы знали, что на этом месте останавливался отряд армии Александра Македонского? Информация, говорят, достоверная.
Лестница заканчивалась просторной круглой площадкой. Потолок был ровным и низким, а стены – не более чем смутными очертаниями. Луч фонарика Зови-Меня-Просто-Билла поблуждал по полу и выхватил символ, высеченный в скале у их ног: неровный круг диаметром с крышку канализационного люка, разбитый примерно на восьми часах. По окружности он был вымазан чем-то черным, а внутренняя часть представляла собой похожий на карту рисунок из темно-коричневых пятен.
– Подержи-ка.
Билл передал Васкес фонарик, и две-три секунды она светила ему, пока он вытаскивал из одного из карманов своего сафари-жилета пластиковый пакетик. Когда Васкес направила свет на него, Билл высыпал содержимое пакета в правую руку, левой тряся пластик, чтобы отделить его от тускло-красного комочка. Вонь начинающих разлагаться мяса и крови заставила ее отшатнуться.
– Спокойно, специалист, не дергаться.
Содержимое пакетика приземлилось внутри разорванного круга с мерзким вязким шлепком. Васкес изо всех сил старалась не слишком внимательно всматриваться в упавшее.
Сзади и слева от нее донесся звук, похожий на звук волочения голой плоти по камню, и Васкес обернулась, вытянув руку с фонариком наугад и стремительно выхватив пистолет, нацеленный по ходу луча. Участок изгибающейся стены открылся черной аркой, похожей на верхнюю часть исполинского горла. На мгновение в этом пространстве возникла огромная тусклая фигура. Васкес показалось, что она видит огромные, толщиной с автопокрышки, руки, вцепившиеся в арку с обеих сторон, глыбу головы, зияющий во всклокоченной бороде рот, гигантские бешеные, без тени мысли глаза. Это ползло к ней, и она не знала, куда целиться…
В следующее мгновение она увидела, что в арке стоит мистер Уайт, одетый в белый льняной костюм, который отчего-то всегда казался испачканным, хотя пятен на нем никаких как будто видно не было. Яркий луч фонаря бил ему в лицо, но он даже не моргнул, и, похоже, направленный на него пистолет Васкес не вызвал у него особого беспокойства. Пробормотав извинения, Васкес немедленно опустила и пистолет, и фонарь. Мистер Уайт не обратил на нее внимания и, пройдя через круглое помещение, направился к подножию лестницы, быстро поднялся по ней. Зови-Меня-Просто-Билл поторопился за ним, на его безучастном лице появилось выражение, которое Васкес приняла как предвкушение веселья. Она пошла следом, светя фонариком в пол, пока не добралась до самой нижней ступени. Разорванный круг был пуст, за исключением свежего красного пятна, блеснувшего в луче.
Она ничуть не сомневалась в том, что секундное видение было галлюцинацией. Их дела с мистером Уайтом уже вышли за рамки того, что им показал даже Зови-Меня-Просто-Билл, и какими бы эффективными ни были его методы, Васкес боялась, что она, да и все они уже зашли слишком далеко, ступили на действительно скользкий путь. В сочетании с легкой клаустрофобией это привело к тому, что ее рассудок населил темное пространство кошмаром. Каким бы разумным ни казалось это объяснение, образ, в который ее рассудок облек мистера Уайта, досаждал ей. Если бы привиделся дьявол, шагавший к ней на козлиных ногах, одной красной рукой держащий вилы для равновесия, это имело бы больше смысла, чем та жуткая громадина. Как будто ее подсознание говорило ей о мистере Уайте больше, чем она понимала. До этой поездки Васкес испытывала неловкость, находясь рядом с человеком, который, казалось, не столько говорил, сколько высказывался, и получалось, в итоге ты как будто уже знала то, что он тебе рассказывал, даже если не могла вспомнить, как слышала, как он это говорил. После этого она стала относиться к нему еще более настороженно.
Впереди устремлялась к небу Эйфелева башня. Васкес видела ее издалека, в разных местах на их с Бьюкененом пути от отеля к Сене, но чем ближе она подходила к башне, тем менее реальной та казалась. Как будто сама прочность переплетений несущих и поперечных конструкций свидетельствовала об их неестественности. «Я смотрю на Эйфелеву башню, – сказала она себе. – Нет, черт побери, я собственными глазами смотрю на Эйфелеву башню!»
– Ну вот, пришли, любуйся, – проговорил Бьюкенен. – Ты счастлива?
– Вроде того.
Большая площадь под башней полнилась туристами, и, судя по долетающим обрывкам слов, большинство из них составляли группы американцев и итальянцев. Суетливые мужчины в рубашках навыпуск поверх джинсов переходили от группы к группе – уличные торговцы, догадалась Васкес, и каждый нес в руках огромное кольцо с нанизанными на него металлическими копиями башни. Пара жандармов, положив руки на подтянутые высоко к груди автоматы, блуждали глазами по толпе, неторопливо переговариваясь. Перед каждой из опор башни очереди ожидающих возможности подняться на нее увеличивались ежесекундно, огромные вентиляторы орошали их водяным туманом. Взяв Бьюкенена за руку, Васкес повела его к ближайшему вентилятору. Подняв брови, Бьюкенен наклонил к ней голову.
– Шумовой фон, – объяснила она.
– Как скажешь.
Как только они оказались достаточно близко от гудящих пропеллеров,
