Река – костяные берега - Полина Луговцова
Колька вздрогнул и заметил, как лицо матери исказилось от ужаса.
— Чего ты мелешь?! — закричала она, протестуя. — Он в сарае сидел, запертый!
— Может, и сидел! Да только не я один видел, что дверь в том сарае с петлями выдрана! — огрызнулся старичок, и его тут же поддержали:
— А ведь дело говорит! Сломана дверь была, это факт! А сам Щукин во дворе разгуливал!
— Да где же! Бабу Дусю ночью топили, а он до утра в сарае сидел! — Колькина мать продолжала защищать мужа, понимая, что словам ее вряд ли поверят.
— Муженька выгораживаешь, ясное дело! — тут же ответили ей.
И вдруг все замолчали.
Щукин-старший стоял в проеме ворот, и многие односельчане разом попятились — не хотели с ним связываться. Несколько мужиков, наоборот, выступили навстречу с грозным видом, явно собираясь скрутить «убивца» на месте. Но тот вдруг крикнул такое, что о возмездии все тотчас позабыли:
— Там баржу с лесом принесло! Айда на реку!
Толпа хлынула к выходу, спеша проверить слова соседа. Кольку подхватило и понесло людской массой, но он и не сопротивлялся: ему тоже хотелось взглянуть на невиданное доселе чудо — настоящую баржу. Поэтому он не видел, как его мать, отчаянно продираясь сквозь тесные ряды односельчан, подошла к все еще стоящей на крыльце Двузубовой, опустилась на колени и взмолилась, прижав к груди обе руки:
— Выручи, Евдокия Пална! Всегда ты мне помогала, помоги еще раз! Все, что хочешь, проси! Хоть и нет у меня ничего, но могу сделать все, что прикажешь! Служить буду верой и правдой, только верни сыночка моего, Лешеньку!
— Верни… Не знаю, получится ли. Давно пропал-то малец? — спросила Двузубова.
— Прошлой ночью.
— Давно, — кивнула старуха и добавила, поразмыслив: — Могу заговор дать на возврат дитя. Живого или нет, но ты его найдешь. Только не за просто так.
— Да что угодно проси! — Нина умоляюще заламывала руки.
— Ладно. Отдашь мне колокольчик и рыбью кость.
— Что? Да нет у меня ни того, ни другого! — растерялась женщина. — Никаких колокольчиков нет, да и рыбы в доме отродясь не ели!
— Погоди, не тараторь. Вот придет к тебе сегодня соседка. Что назовет колокольчиком и рыбьей костью, то и отдашь. Поняла?
Нина закивала, хоть и не знала, как такое возможно. Но бабе Дусе поверила: та уж сколько раз ее выручала заговорами — и когда у Лешки первые зубки резались, и когда от грыжи мучился, и от испуга… Всегда помогало! Может, и в это раз поможет?
Соседка, и в самом деле, пришла. Нина ее не сразу увидела: гостью впустил Колька, потому что как раз стоял у порога, только вернувшись с реки, куда бегал с мужиками на баржу смотреть. Голос соседки донесся из прихожей вместе со скрипом отворившейся двери:
— Привет, Колька-колокольчик! Мамка дома?
— Здрасте, тетя Соня! Ма-ам! Пришли тут к тебе!
— Экий сынок у тебя звонкий! Слышь, Нин? — продолжала соседка, не дожидаясь ответа. — В кого это у него такой голосище? Бывает, как запоет, так заслушаешься. Ты бы сходила в школу и рассказала б им про Колькин голос. Может, на певца выучат!
Нина в это время занималась уборкой, тряпкой собирая с пола остатки воды. Как услышала «Колька-колокольчик», так и опрокинула полное ведро. Растеклась на полу огромная лужа, прямо соседке под ноги потекла, и та, заметив ее, резко назад подалась да всем телом в косяк дверной ударилась. Тут с притолоки что-то сорвалось, упало на пол с глухим стуком. Соседка нагнулась, подняла нечто похожее на белую сухую корягу, и спросила:
— А чего это у вас тут рыбьи кости на голову валятся?
Нина присмотрелась к «коряге» и с удивлением узнала в ней мужнин оберег, сделанный его прадедом из щучьей челюсти. А может, не прадедом, а прапрадедом, или еще более древним предком. Вроде бы, даже фамилия его — Щукин — с этого оберега началась. А она-то совсем про эту его семейную ценность позабыла!
Как поняла Нина, какой «колокольчик» с нее Двузубова требует, так вся и обмерла. И почему сразу не догадалась, что ведьма о сыне речь ведет? Ведь знала, что соседи Кольку «колокольчиком» с детства прозвали! «Зачем же мой старший сын старухе понадобился? — недоумевала она, встав истуканом перед соседкой и глядя в никуда остекленевшим взглядом. — Оберег-то не жалко, отнесу ей. Муж потом хватится и прибьет, конечно, но это ладно. А как с Колькой-то быть? Может, она его себе в помощники взять хочет? Ну, так бы и сказала. Могла и самого Кольку спросить. Нет, тут другое что-то. Зачем-то ей мое согласие понадобилось. Как же так? Неужто ради Лешеньки придется от старшего сыночка отказаться? А я ведь уже пообещала ей, что все отдать готова!»
Нина обхватила голову руками и, пошатнувшись, оперлась на вовремя подоспевшего Кольку.
— Нин, что это с тобой такое? — ахнула соседка.
— Беда у нас, тетя Соня, — ответил за мать Колька. — Не может мама сейчас с вами побеседовать.
— Ох ты, господи! — Соседка спохватилась, всплеснула руками с виноватым видом. — Как же я забыла?! Ведь слыхала, слыхала, что Лешенька ваш пропал. Вот я глупая — заявилась не вовремя!
— А вы зачем пришли-то? — не очень дружелюбно спросил Колька, мечтая о том, чтобы соседка поскорее исчезла. Он забрал из рук гостьи челюсть царь-рыбы и теперь раздумывал, куда бы ее понадежнее спрятать.
— Да я только соли спросить хотела. Мы во время потопа соль убрать забыли, вот она вся и растворилась. Есть у вас?
— На чердаке была. Сейчас принесу. — Колька усадил мать на табурет и отправился к люку, к которому все еще была прислонена лестница — обычно она хранилась в сенях, но наверху еще остались нужные вещи, которые они не успели опустить вниз. Сквозь рубаху кололись щучьи зубы: в суматохе Колька незаметно сунул оберег под куртку. Отец мог вернуться в любой момент. Узнает, что его реликвия упала с крючка над дверью, еще спрячет в укромное место от греха подальше, и тогда Кольке будет не так просто до оберега добраться. А караулить Морену он собрался ближайшей ночью.
Как только за тетей Соней закрылась дверь, мать заметалась по дому, как дикая птица в силках. Колька видел, что с ней творится неладное, и понимал: это не только из-за Лешки. Что-то изменилось именно после прихода соседки, ведь до этого мать возилась с уборкой, а теперь вот места себе найти не может. Но, кажется, соседка ничего особенного-то и не сказала, никаких новостей не принесла. Отчего же мать
