Счастливого дня пробуждения - Анастасия Калюжная
– Давай точнее. Почему за что не поругал? – Он подкручивает диафрагму микроскопа.
Я на секунду задумываюсь. И правда, поводов за последние недели было хоть отбавляй.
– Ну… вот когда меня зашивали?
– А что я, по-твоему, должен был сказать? – Он чиркает что-то в тетрадь.
Я плюхаюсь на табурет на колёсиках и подкатываюсь ближе. Мне всё ещё тяжеловато привыкнуть к тому, как много мне теперь разрешено, и даже самого доктора я больше не боюсь так, как раньше. Если даже из-за разбитой машины он не злится, значит, всё измеряет какими-то другими категориями, не такими, какими Николай. Я почти лезу ему под руку, пытаясь углядеть на предметном стекле, что он рассматривает: на днях мне делали пункцию бедренной кости сразу в четырёх местах; должно быть, это и есть тот самый препарат.
– Не знаю, вам виднее, – пожимаю я плечами.
– Ну, предположим, я мог сказать: «Хорошо, что не насмерть». – Он отодвигается, уступая мне место у микроскопа, и я тут же припадаю к окуляру, с интересом разглядывая узоры образца: красивые. – Но я всё же очень испугался, – вдруг серьёзно произносит доктор, и ненадолго повисает молчание.
Кажется, только в этот момент я задумываюсь, что для него значило бы, если бы машина успела разогнаться. Моя смерть – его смерть.
– Простите, – пристыженно шепчу я.
– Ну, это ничего. – Он задумчиво складывает руки на груди. – На самом деле, потребуется что-то пострашнее аварии, чтобы тебя убить. – Он успокаивает то ли меня, то ли себя. – Ну-ка скажи, какие клетки ты видишь?
Никогда он не упустит шанса превратить что-то в урок.
– М-м, хондроциты? – Я верчу лампочку микроскопа, но только чтобы посмотреть, как меняется яркость.
– Метафиз! – Он вдруг хлопает себя по лбу, откидываясь на стуле, и я на секунду пугаюсь.
– Метафиз? – удивляюсь я.
Знаю, что это такое – прослойка кости, которая отвечает за рост.
– Дело в остеобластах[21]. – Он поворачивается ко мне. – Под ультрафиолетом в организме естественным путём образуется холекальциферол[22], и он взаимодействует с остеобластами. Потому ты хоть и медленно, но растёшь! – Он выглядит почти разочарованным. – Кому бы вообще в голову пришло искать проблему не в гормонах и гипофизе, а в солнце! Любит оно мне в исследованиях карты путать.
– Значит, я всё-таки вырасту? – Я чуть не падаю.
– А это мы ещё посмотрим. – Он с азартной злобой поднимается с места, открывает ящик и пролистывает тонкие папки, ненадолго погружается в свои мысли. – Да, в теории можно стимулировать нормальный остеогенез, но нам этого не нужно…
– То есть, – повторяю я, раскручиваясь на табуретке, – в теории я могу совсем-совсем вырасти, если буду проводить время на солнце?
– Но ты же не хочешь аномалий. – Он склоняет голову. – Не одни только кости вырастить надо. А это уже совсем другой разговор. – Он смотрит на меня поверх папки. – Нужно всё парентеральное питание менять.
Я заинтересованно подкатываюсь ближе:
– Но всё же я вырасту?
– Тебе так не терпится? – жалостливо хмыкает доктор, но всё же задумывается. – Знаешь, не могу сказать, что это невозможно, но точно не нужно.
Глава 12
Мне нечасто удавалось увидеть доктора не в его рабочей одежде, но сегодня именно такой день.
– А куда вы идёте? – Я бодро увязываюсь за ним, едва поспевая короткими ножками.
Он вполоборота оглядывается на меня через плечо, чуть сбавляя шаг.
– У меня сейчас встреча.
– А мне с вами можно? – загораюсь я.
– Боюсь, что нет, – качает он головой. – Этому человеку лучше о тебе не знать.
– Да? – сникаю я. – А что это за человек?
– Главврач местной больницы. – Доктор складывает какую-то бумажку и прячет в карман жилета.
– Ого! Тоже медик! – прихожу я в восторг. Мне раньше не доводилось видеть медиков извне. – А зачем он придёт?
– Вернуть один старый долг. – Доктор останавливается на полпути. – Впрочем, будет даже неплохо, если ты поймёшь, как здесь всё устроено. Значит, – он в упор смотрит на меня, – хочешь на него взглянуть?
– Очень! – горячо уверяю я.
Доктор оценивающе пробегается взглядом по гостиной, секунду-другую думает, затем подходит к секретеру и приоткрывает дверцу.
– Тогда поиграем в шпионов. Отсюда его и увидишь. – Он пригласительным жестом указывает на тёмную нишу ящика. – Не вылезать, не шуметь… Надеюсь, прочие правила объяснять не нужно?
Я не знаю, что такое шпионы (грибы?), но прихожу в полный восторг от идеи и поспешно заползаю в комод, устраиваясь между старыми вазами и кипами газет. Тут пахнет пылью и бумагой, под боком неприятно колет гипсовый палеонтологический слепок. Доктор прикладывает указательный палец к губам и закрывает за мной дверцу. Я припадаю к щели и задерживаю дыхание.
Через пару минут со стороны двора слышится рёв мотора, и вскоре в проёме проплывает тень Марии. Никогда раньше мне не доводилось слышать дверной звонок, и потому я вначале пугаюсь: очень уж он резкий. Я слышу скрип петель и чьи-то грузные шаги. Наконец в дверях гостиной появляется приземистый и похожий на пингвина человек лет семидесяти:
– Боже мой! – неверяще поправляя очки, вскрикивает он, будто призрака увидел. – Николай?!
– О, нет-нет! – со смехом отмахивается доктор, поднимаясь со своего места, в уголках его глаз собираются лукавые морщинки. – Я его сын. Рад встрече. Михаил Алексеевич, верно?
– Взаимно, взаимно! А как похожи на батюшку! Две капли. А… Простите, как мне к вам обращаться? – Главврач протягивает сухую морщинистую ладонь.
– Виктор. Рад знакомству. – Доктор отвечает крепким рукопожатием.
– Виктор Николаевич! – повторяет старик, кивая сам себе. – А всё же как вы на отца похожи! – Он вразвалочку шаркает за доктором, не отрывая взгляда от его лица. – Будто один человек.
– Ну, один человек, к сожалению, так долго молодым оставаться не может, – посмеивается доктор с характерной искоркой в голосе.
– У меня, кстати, архивные фотографии остались, не хотите как-нибудь зайти посмотреть? – всё суетится гость.
– Как-нибудь зайду. – Доктор вежливо склоняет голову и провожает его до дивана. – Прошу.
– А что же Коля? Где он? – хлопотливо оборачивается Михаил Алексеевич.
– Да. Об этом я тоже хотел поговорить. – Доктор достаёт из кармана жилета листок и протягивает гостю. – Ещё зимой.
Михаил Алексеевич какое-то время дальнозорко рассматривает его на вытянутой руке, затем печально вздыхает:
– Соболезную. Ваш батюшка был врачом от Бога, как по Сократу. И как вы? Должно быть, тяжело, когда приходится это делать самому…
– Ничего, лучше это сделаю я, чем кто-то другой. Прошу, присаживайтесь. – Доктор снова указывает на софу напротив, сам садится в кресло. – Чай? – Он кивает на поднос с дымящимися чашками, и гость благодарно тянется за напитком. – Как ваше здоровье?
– Благодарю, не жалуюсь. – Михаил Алексеевич с кряхтением падает на диван.
– Правда? А зря, проверьте желчный. – Гость растерянно глядит на доктора, явно собираясь что-то возразить, но тот уже продолжает: – Как идут дела в больнице?
– Ой, да всё по-старому. Хотя вот, знаете, в позапрошлом году наконец гастроэнтерологическое открыли. – Михаил Алексеевич отхлёбывает горячего чая, морщится и чуть причмокивает обожжёнными губами.
– Хорошо, очень хорошо. – Доктор тоже тянется за чашкой. – Давно было пора.
– А вы, выходит, ушли в патологоанатомию? – Главврач осторожно дует на чай. – Я, признаться, думал, что в такой династии и сын в нейрохирургию подастся. Не хочу обидеть, но всё ж таки престиж профессии… – озабоченно качает он головой, будто старенькая неваляшка.
– Всё то же, только пациенты спокойные, – усмехается доктор.
– Вот у вас, конечно, всё шуточки. А где работаете сейчас? Не у нас в городе?
– Здесь я проездом, – невозмутимо врёт доктор, пригубливая чай.
– А не хотите остаться? Дом у вашего батюшки отличный. – Михаил Алексеевич окидывает взглядом стены. – У нас устроиться? Конечно, зарплата не вот прям, – он неопределённо вертит кистью в воздухе, – зато почти курортный город. Для здоровья хорошо!
– Нет, спасибо, мне мой морг роднее, – чуть улыбается доктор.
– Ну, моё дело предложить. – Старик вздыхает, приподняв кустистые брови, которые ещё больше роднят его с хохлатым пингвином.
– Что ж… – Доктор отставляет чашку. – Не буду вас долго томить. Я позвал вас не просто так. Помните ли вы о вашем с моим отцом уговоре…
– Уговоре? – как-то
