Мальчики в долине - Филип Фракасси
В душу Дэвида закрадывается еще одно чувство. Оно кажется почти знакомым. Оно похоже на то, что он однажды испытал, будучи совсем маленьким, когда Пул избил его ремнем. Он помнит, что подумал тогда: на этот раз все по-другому, потому что Пул не останавливается. Тот бил его снова и снова, так, как не бил еще никогда, проклиная, молясь и продолжая бить… Дэвид подумал тогда, что сейчас умрет. Думал, что на этот раз старик доведет дело до конца. Наконец убьет его. Он был таким маленьким. Слишком маленьким, чтобы защитить себя. Слишком маленьким, чтобы дать отпор.
Он сглатывает и прогоняет это воспоминание, заставляет себя посмотреть в испуганные, измученные глаза Бена.
– Продолжай, Бен. Но больше не ври. Скажи правду.
Бен ничего не говорит и лишь едва заметно кивает.
– Ты хочешь сказать, что кто-то с ним такое сделал? Бен, ты хочешь сказать, что кто-то убил Бэзила?
Бен не отвечает. Он смотрит рассеянным, отстраненным взглядом, как будто его сознание решило отключиться в целях самозащиты. Защитный механизм, позволяющий не нанести вред детскому рассудку…
Кто-то кашлянул.
Дэвид поднимает голову, смотрит поверх плеча Бена в дальний конец комнаты, на группу из семи или восьми мальчиков в разномастной одежде, со взъерошенными волосами, во главе с Бартоломью.
И все они смотрят прямо на него.
Дэвид встает, и теперь ледяные щупальца соскальзывают, падают на пол и разбиваются, как осколки стекла. Далекие, болезненные воспоминания детства вспыхивают, как сухая бумага, к которой поднесли огонь; они превращаются в пепел и вылетают из головы.
В теле рождаются новые ощущения. Новые эмоции пускают корни и разрастаются в его сознании.
Злость. Ярость. Ненависть.
Он вспоминает маленького Бэзила, как тот смеялся, шутил. Самый беззащитный ребенок из всех.
И теперь уже другая эмоция вспыхивает глубоко в его глазах, сжимает горло, заставляет пальцы сжаться в кулаки. Жажда возмездия.
Он оставляет Бена лежать и направляется между койками в дальний конец спальни. К мальчикам, сидящим в кругу. К тем лицам, которые наблюдают за ним. Некоторые из них дерзко ухмыляются. Некоторые хмурятся. В центре сидит Бартоломью с безмятежным, почти скучающим видом.
Первым к нему навстречу встает Саймон. Ласковый Саймон…
– Привет, Дэвид, – произносит он спокойно, но в его глазах читается другое. Они говорят: «УХОДИ».
Дэвид игнорирует его и смотрит на Бартоломью.
– Парни, вам известно, что вообще произошло? Что с Бэзилом?
Саймон делает шаг вперед. Дэвид учащенно дышит, его сердце бешено колотится в груди. Он поворачивается к Саймону и тоже делает шаг вперед, смотря на того сверху вниз.
– Что ты собираешься делать, гребаный подлиза?
Саймон вздрагивает, но не двигается.
Дэвид снова смотрит на Бартоломью.
– Я задал тебе вопрос, черт тебя возьми. Отвечай.
Саймон поворачивается к Бартоломью, затем снова к Дэвиду.
– Будь осторожен, Дэвид. То, что здесь происходит, не доступно твоему пониманию, – отвечает Саймон и улыбается. – Но скоро ты все поймешь.
– Да неужели? – говорит Дэвид, чувствуя, как сжимаются его кулаки, как вибрируют энергией его мышцы. Он не оборачивается, но по внезапной тишине понимает, что взгляды всех в спальне прикованы к нему.
Саймон делает полшага влево, и Дэвиду приходится смотреть на него, а не на Бартоломью.
Дэвид испепеляет его взглядом.
– Говори, что знаешь. Немедленно.
У Саймона озадаченный вид, его взгляд блуждает по спальне в поисках кое-кого другого. Бена.
– Что именно он тебе сказал?
Теперь Дэвид делает шаг в сторону, закрывая Саймону обзор. Он хочет, чтобы тот видел только его ярость.
– Смотри на меня, ты, рыжий придурок. Я задал тебе вопрос.
Саймон поднимает на него глаза, но в них нет ни страха, ни беспокойства. И в этот момент Дэвид чувствует, что его запал уходит.
Саймон выглядит… старше. И это еще не все.
С его глазами что-то не так, думает Дэвид.
– Саймон, не надо, – просит Бартоломью, вставая.
Он делает шаг вперед и кладет руку Саймону на плечо. Саймон улыбается Дэвиду, вновь сама невинность, и садится.
– Прости, Дэвид. Слушай, посиди с нами. Мы сможем все обсудить.
Но Дэвид чувствует, что огонь внутри потух. Горячая решимость сменилась чем-то холодным и скользким. Он не может больше ухватиться за нее, не ощущает биение праведного гнева. Что-то здесь не то. Что-то в этих мальчикахне так.
– Все в порядке, спасибо, – коротко говорит он.
Когда Бартоломью делает шаг вперед, Дэвид, к собственному удивлению, отступает.
– Уверен? – спрашивает тот, его темные глаза расширяются, кривятся уголки тонких красных губ. Дэвиду приходит в голову, что он похож на лиса, который только что забрался в курятник.
На хитрого, голодного лиса с острыми как бритва зубами.
Бартоломью наклоняется к нему и шепчет:
– Мне надо кое-что тебе сказать.
Оглянувшись, Дэвид ловит на себе взгляды ребят. Испуганные, растерянные.
– Может, позже, – отвечает он, стараясь говорить как можно безразличнее, пытаясь перебороть пронизывающий страх.
К своему стыду, он понимает, что отступил еще на шаг назад. Он пятится от мальчика, который младше его.
Бартоломью улыбается, обнажая зубы.
– Позже так позже.
Он отворачивается от Дэвида и возвращается к остальным. И вот они уже болтают и смеются, словно Дэвида не существует.
Словно убийство их совершенно не волнует.
Дэвида всего трясет, когда он возвращается к своей кровати.
С соседней койки он слышит бормотание Майкла, горячо повторяющего молитву за молитвой.
– Эй, Майкл, – громко произносит он – жалкая попытка успокоить нервы. – Помолись за меня тоже, приятель.
Майкл не отвечает, и Дэвид не видит его лица, потому что тот с головой накрылся одеялом. Все прячутся, думает он. Может, мне тоже стоит спрятаться.
– Ладно, забудь. – Он сердито вздыхает, пытаясь уложить в голове, что же все-таки происходит в приюте Святого Винсента. – Не обращай на меня внимания.
Погруженный в свои мысли, Дэвид не замечает, как на белом одеяле Майкла проступают, разрастаясь, пятна крови. Он не видит, как неестественно напряжено лицо маленького мальчика, как широко раскрыты его безумные глаза, избавлен от ужасного зрелища, как Майкл обкусывает свои окровавленные пальцы почти до мяса.
27
Повозка останавливается перед приютом Святого Винсента.
Мы с Эндрю провожаем глазами Джонсона с гробом в руках, который исчезает внутри здания, даже не отреагировав на наше приближение.
– Эндрю…
Но Эндрю резко поднимает руку, не давая мне договорить. Он не отрываясь смотрит туда, где только что прошел Джонсон, – на цепочку больших черных следов на свежем снегу, ведущих от сарая ко входу
