Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
Светофор на перекрестке с Мейн-стрит горел красным. Лиза остановилась, включив сигнал поворота направо.
– Я был уверен, что вот-вот умру, – рассказывал Гэри. – И не понимал, почему уже не умер. Я должен был элементарно истечь кровью. Я хотел умереть больше, чем когда-либо чего-то хотел. Неослабная, жуткая, мучительная боль… Я даже представить себе не мог, как долго тело может терпеть страдание, как, даже когда оно всецело охвачено мукой, в нем может оставаться «место» для дополнительной боли, другой боли. Муки были не только физические: мой разум словно балансировал на грани коллапса, мое здравомыслие как бы распадалось на части. При этом я отчаянно пытался спастись от сидевшего на мне чудовища, извлекавшего мои органы целиком или частями и бросавшего их в холодильник.
Зеленый свет светофора наполнил салон машины. Лиза повернула направо, тут же включив сигнал поворота налево через Мейн-стрит на подъездную дорожку к фиолетовому дому.
– А когда я понял, что Сефира тянется к моему сердцу, – говорил Гэри, – подумал, вот он, финал, наконец-то. Я почувствовал почти облегчение. Но нет. Я увидел, как она достала из меня сердце, побаюкала в руках и поцеловала. Я увидел, как она с преувеличенной осторожностью опустила его в холодильник, затем встала, чтобы вскрыть оставшиеся пакеты со льдом и высыпать его поверх того, что извлекла из меня. Она закрыла крышку, заперла ее, подняла контейнер и вынесла его из подвала – в свой фургон, думаю.
За домом располагалась небольшая парковка с единственным обитателем – синим «вольво» старой модели. Лиза подъехала к нему, потянула стояночный тормоз и заглушила двигатель.
– Сефира вернулась только раз, – сказал Гэри. – Чтобы собрать мешки и позвонить тебе. И она превратилась… она вновь стала человеком. Хотя теперь, когда я узнал другое ее лицо – ее истинное лицо, – я не мог не видеть его под чертами ее «человеческого» лица. Я слушал, как она разговаривала с тобой, как издевалась над тобой. Как ни странно это звучит, я ждал, что она что-то скажет мне, объяснит произошедшее. Знаешь, как в кино злодейка раскрывает свой коварный план. Тщетно. Она закончила разговор с тобой и вышла из комнаты, не сказав больше ни слова. Я слышал, как она вышла из дома, а затем, через минуту, завела машину. Знаешь, я думаю…
– Что? – Лиза вытащила ключ из замка зажигания и положила его в карман джинсов. Ее телефон торчал из подстаканника, она вынула его и тоже убрала в карман.
– Ты спрашивала меня, на что похожа смерть, но то, что я описал только что, это не смерть. На самом деле, пока я лежал там, выпотрошенный… Я думал, не умер ли я уже. Я думал, может быть, как только мое тело перестало функционировать, я никуда не ушел, а просто… находился неподалеку. Кроме того, я все еще страдал от боли – страшной, невыносимой, – и это казалось мне довольно убедительным аргументом в пользу того, что я все еще жив. Я знал, что ты, вероятно, уже в пути, и мысль о том, что ты найдешь меня таким… это делало ситуацию намного хуже.
– Не знаю, как долго это продолжалось, не слишком, наверное, но все вокруг меня начало мерцать и переливаться, как переливается мыльный пузырь перед тем, как лопнуть. «Вот оно, вот и конец», – подумал я. У меня было достаточно времени, чтобы задуматься, не были ли пытки, которым подвергла меня Сефира, чем-то вроде предсмертной галлюцинации – если бы, например, Сефира убила меня сразу и то, что я испытал, оказалось последней фантазией, которую вызвал умирающий мозг в свои последние секунды, – и тут вдруг комната… взорвалась. Темнота поглотила меня. Я подумал: «Вот все и закончилось». И это принесло облегчение. Мне больше не грозит столкнуться ни с чем… подобным. Вместе с комнатой ушла и боль, и на мгновение я ощутил себя в раю. Я предотвратил твое появление в этом доме, и это тоже стало мне утешением, – он помедлил. – Прости, гадость ляпнул…
Лиза промолчала.
– Пару минут, – продолжил свой рассказ Гэри, – я просто лежал, наслаждаясь отсутствием боли. Я осознал, что могу двигаться. Я провел руками по груди и обнаружил, что она цела – зажила. И ни с того ни с сего разрыдался, я буквально захлебывался рыданиями и никак не мог успокоиться. Я плакал из-за всего случившегося, из-за жуткого гребаного хаоса, который устроил в своей жизни, в твоей жизни, в нашей жизни. Слезы мои иссякли, когда до меня дошло, что поверхность, на которой лежу, – каменистая и острая. Я сел. Темнота вокруг меня не была однородной – сплошной. Где-то впереди виднелось тусклое оранжевое свечение. Я поднялся на ноги. Я уже понял что «нигде», в котором, как я предполагал, нахожусь, все же находилось где-то. И решил исследовать тот свет вдалеке. Шел я к нему очень медленно и долго. Идти по камням было трудно, было больно, и большую часть пути местность, которую я пересекал, почти не просматривалась. Меня не оставляло это щемящее, болезненно сжимавшее желудок чувство, будто я точно знаю, где нахожусь. По мере моего приближения к оранжевому свечению оно превратилось в оранжевую линию, извивающуюся вдоль горизонта. Через некоторое время – гораздо большее время на этот раз – линия расширилась, превратившись в поток, затем в реку – широкую реку лавы, на расплавленной поверхности которой плясали языки пламени. По берегам огненной реки двигались фигуры. Если у меня и оставались какие-то сомнения относительно моего местоположения, то они рассеялись, когда одна из фигур неслышно прошагала мимо меня. Демон не смотрел в мою
