Река – костяные берега - Полина Луговцова
— Э-эй! Есть тут кто-нибудь? Развяжите меня! — глухо выкрикнул он сквозь ткань.
Послышался скрип открывающейся двери и приближающиеся шаги нескольких человек, затем чьи-то руки сняли путы с ног, подняли его и поволокли куда-то. Неизвестные не обращали внимания на требования Бориса объяснить, что происходит, и ему оставалось только перебирать ногами, а когда он не успевал, те волочились по земле, иногда застревая в чем-то жидком, похоже — в грязи. Это означало, что его вели по улице. Воздух был так же прохладен и пропитан запахом сырой рыбы, но вскоре его приподняли повыше, больно сдавив плечи, и носки его ног застучали о ступени. Борис на всякий случай пересчитал их — получилось около тридцати, слишком много для крыльца в обычном сельском доме. Потом снова скрипнула дверь, дохнуло теплом, и запах сырой рыбы сменился ароматом жареной. Под ногами заскрипели половицы, и через несколько десятков шагов чей-то грубый мужской голос грянул перед ними:
— Куда?!
— К Евдокии Палне ведем. Так приказано было: привести, как очнется, — подобострастно отвечал один из конвоиров.
— Кто приказал?! — Голос человека, остановившего их, звучал недоверчиво и грозно.
— Так сама же… Мы доложили, что пленника взяли, а она к себе привести потребовала, посмотреть на него захотела. Сказала, гостя ждет. Только он тогда в отключке был, башкой долбанулся, пока мы его связывали. Вот, только очухался.
— Я же говорил, что к бабе Дусе в гости иду! — воскликнул Борис, услышав знакомое имя и обрадовавшись, что убивать его никто не собирается. Но его грубо встряхнули, и один из конвоиров ответил злобно:
— Щас выясним, какая она тебе баба Дуся!
А тот, что преградил им путь, с любопытством спросил:
— Чего это ты Евдокию Палну Дусей называешь? Родственник ей, что ли?
— Да какой родственник! Говорит, всего раз в гостях бывал, и то она его картошкой угощала! — с презрением пояснил конвоир справа, и Борису показалось странным упоминание о картошке. Вот и те, с баржи, спрашивали, чем кормила. Да при чем же тут еда?
— Интересно… — задумчиво произнес грозный собеседник, и Борис кожей почувствовал на себе его любопытный оценивающий взгляд. — Ладно, ведите, раз сама сказала, что гостя ждет. Посмотрим, что за гость. — Они двинулись дальше, и за спиной у Бориса прозвучала странная фраза, от которой он ощутил шевеление волос на затылке.
— Незваные гости полощут в речке кости.
Конвоиры тихо и недобро рассмеялись.
Наконец, с головы Бориса стянули мешок, оцарапав щеки и нос колючей тканью. В тот же миг яркий свет ослепил его, заставив зажмуриться. «Белый день! — удивился он, пытаясь поскорее разлепить веки, чтобы осмотреться. — А отключился я в ранних сумерках. Значит, был в отключке всю ночь. Хорошо, что во сне спешить некуда. Хотя, кажется, что сон этот как-то чересчур уже затянулся».
Глаза слезились, никак не могли привыкнуть к свету, но нестерпимое желание поскорее увидеть, где очутился, взяло верх над физиологией, хотя рассматривать белые свежеструганные бревна, из которых были сложены окружающие его стены, было нестерпимо больно: солнечные блики играли на отполированном дереве, ослепляя. Борис понял, что находится в том самом новом тереме, который видел с берега реки. Без сомнений, выстроили его из леса, которым была нагружена баржа. Вспомнив, как встретивший их человек с трепетом произносил «Евдокия Пална», Борис удивился: «Неужели для бабы Дуси целый терем возвели? Чем, интересно, она заслужила подобные почести?!»
Прежде чем увидеть ее, Борис узнал знакомый вкрадчивый голос, который теперь звучал как будто более глухо:
— Явился, значит… Что не так?
Баба Дуся восседала в высоком деревянном кресле с резной спинкой, обложенная со всех сторон пышными белыми подушками, и в упор смотрела на Бориса. Их разделял длинный стол, сколоченный из толстых досок, выглядевших такими же свежими, как и бревна в срубе терема. Наконец, бабку можно было рассмотреть, и Борис был потрясен произошедшими в ней изменениями. Она будто помолодела и раздалась, но при этом подурнела: лицо покрылось мелкими пигментными пятнами серого цвета, волос на голове заметно поубавилось, обозначились глубокие залысины почти до макушки, лишь на затылке осталось совсем немного блеклых седых пучков. Глаза, казалось, лезли из орбит, а нос угадывался лишь по двум крошечным ноздрям над узкогубым ртом: ее сходство с рыбой еще усилилось.
— Чего молчишь? Или язык проглотил? — Хозяйка нетерпеливо похлопала ладонями по массивным подлокотникам. — С чем пожаловал-то?
Борис вздрогнул, растерявшись. Как же так? Вроде, баба Дуся, а не та… Даже забыл, о чем просить хотел!
— Здравствуйте, баб… Евдокия Павловна. Вы прям расцвели! — вырвалось у него в отчаянной попытке скрыть возникшую неприязнь.
Хозяйка заулыбалась, млея от похвалы, и ответила:
— Все вокруг расцвело. Заметил? — Она плавно взмахнула рукой и очертила в воздухе перед собой полукруг. — Глянь, какой теперь у меня дом! А реку, реку видел? Какова! Совсем не то болото… Пришла большая вода, а с ней и рыба. Теперь все сыты, кто дарами моими не брезгует. Скоро уж обед подадут, сам попробуешь нашу рыбку. Ты присаживайся. — Вдруг она вскинула голову, уставившись на застывших по обе стороны от Бориса конвоиров, сердито хлопнула ладонью по столу и гневно закричала: — Да развяжите же его, недотепы такие! Неужто неясно еще, что гость дорогой ко мне пожаловал?!
Те сорвались с места, засуетились вокруг Бориса и через мгновение испарились вместе с веревками, снятыми с его запястий. «Фокусники! — мысленно усмехнулся он им вслед и подумал: — Надо же, а баба Дуся прям местный генерал!» По привычке Борис мысленно назвал ее по-старому, но вслух обратился по имени-отчеству:
— Просьба у меня, Евдокия Павловна.
— Неужто трех желаний не хватило? — вскинулась она, смерив его сердитым взглядом. — Ведь все, что просил, исполнилось, а?
Борис кивнул молча. «Откажет», — решил он, отводя взгляд в сторону, чтобы скрыть разочарование. Но, наверное, она видела его насквозь, потому что заявила:
— Чего голову-то свесил, пригорюнился? Я добро помню. Чем смогу — помогу. Выкладывай, о чем просить пришел.
— Да я ничего нового не хочу — так, только желание одно отменить! — Борис сразу оживился и