Мальчики в долине - Филип Фракасси
Какого черта здесь происходит?
– Хорошо. Приведи себя в порядок и спускайся в обеденный зал.
– Пул разозлится!
– Не переживай, парень. Я с ним поговорю. Я считаю, что ты здесь жертва. Он меня послушает.
Впервые на лице Бена появляется едва заметное облегчение.
– Спасибо, брат Джонсон.
– И кстати, – говорит Джонсон, поднимаясь с кровати. – Люк опустится, если надавить на лестницу. Просто нужно надавить посильнее.
Бен кивает и вытирает еще не высохшие слезы.
– Я больше ни за что туда не полезу. Там темно и по мне что-то ползало. Я ненавижу это место.
Джонсон вспоминает о яме. Что было бы с Беном, если бы он в ней оказался? Ничего хорошего.
А он же не плохой мальчик, лучше остальных.
Лучше об этом не думать.
22
Джонсон ждет, пока Бен приведет себя в порядок в ванной. Ему не терпится продолжить поиски, но он хочет убедиться, что мальчик доберется до столовой без новых происшествий. Он уже не знает, где искать Бэзила. Тот факт, что он не с Беном, вызывает… беспокойство. Количество сценариев, которые он рассматривал ранее, уменьшилось.
Он сомневается, что Бэзил сбежал. Уж точно не один. Мальчик слишком маленький. Слишком слабый. Может, он решил, что сможет добраться до фермы Хилла? Догнать Питера? Даже если и так, дорога туда займет у маленького ребенка часа три, да еще на холоде. Нет. Скорее всего, его где-то заперли, как Бена. Может, во дворе. В сарае или в нужнике.
Джонсон стискивает зубы. Ничего подобного в приюте Святого Винсента никогда не случалось. Чтобы мальчик – или, по словам Бена, мальчики – угрожали другому ножом? Немыслимо.
Страшно подумать, что сделает Пул с виновным, или виновными, когда их найдут. Ему почти жаль их.
Возможно, они не переживут наказание.
– Брат Джонсон, я готов.
Вынырнув из своих мыслей, Джонсон смотрит сверху вниз на Бена, на его отмытое от слез и соплей лицо.
– Тогда пошли.
Вместе они проходят коридор и спускаются по лестнице.
Они пересекают вестибюль, направляясь в столовую, когда Джонсон замечает, что одна из створок дверей в часовню открыта. Распахнута. Внизу ее подпирает чей-то ботинок.
Он останавливается и смотрит на Бена, который тоже застыл на месте и в замешательстве смотрит на него.
– Побудь здесь, – говорит Джонсон. – Подожди меня. Не хочу, чтобы ты попался на глаза Пулу без меня, понимаешь?
– А вы куда? – спрашивает Бен, но потом тоже замечает открытую дверь часовни; в его взгляде появляется любопытство.
– Побудь здесь, – повторяет Джонсон и направляется к часовне.
Он осторожно приближается к открытой двери.
Давай, дурак. Что тебя пугает? Что какой-нибудь маленький сопляк выскочит из темноты и закричит «БУ-У-У»?
В глубине души Джонсон понимает, что за его лохматой черной бородой, зловещим шрамом, ростом в шесть с лишним футов, широкой спиной и массивным телосложением скрывается трус. Большинство преступников таковы. Да, они злые. Как собаки. Но когда им бросают вызов, они стараются уклониться, они съеживаются, они убегают. Тоже как собаки. Да, он совершал ужасные преступления. Отвратительные преступления. Но делал это не в открытую. В темных переулках. Нападал из-за спины. Если есть возможность, он старается избегать опасности.
Это всего лишь чертова часовня, Тедди, а не склад на пристани. Чего ты боишься?
Когда сквозь открытую дверь показывается интерьер часовни, он осторожно приближается и заглядывает внутрь. В большом помещении царит полумрак. Все свечи погашены. Но серый дневной свет просачивается сквозь единственное витражное окно, окрашивая интерьер часовни в цвет ржавчины. Он подходит ближе и видит спинки скамеек, занавес, обрамляющий возвышение, с которого Пул читает проповеди и где дьяконы – отец Фрэнсис и отец Уайт – сидят во время церемоний.
Джонсон облизывает губы и встает в дверях. Теперь он может осмотреть все помещение…
И останавливается как вкопанный. Взгляд застывает. Сознание словно застилает стена черного дыма, когда он пытается осмыслить то, что видит.
Боже, что же это?
Оцепенев, он смотрит на кафедру, а затем на расположенный за ней алтарь, представляющий собой широкий стол из красного дерева, на котором неряшливо вырезаны христианские символы. По обе стороны алтаря стоят два массивных незажженных канделябра. Большой деревянный крест – почти шести футов в высоту – висит за алтарем на обшарпанной кирпичной стене.
Он делает шаг ближе, щурясь. Вокруг мертвая тишина. Чувства вязнут в густом воздухе.
Он внимательно смотрит на крест, и его лицо искажается от отвращения. От чистого ужаса.
Джонсон слышит сзади тихие шаги, но не может повернуться, не может заговорить, не может отвести глаз от креста. То, что он видит, немыслимо. Это какой-то кошмар.
– Брат Джон…
Наконец он вырывается из капкана шока. Он оборачивается, широко раскрыв безумные глаза.
– Нет, мальчик! Не смотри!
Но слишком поздно.
Бен не обращает на его слова никакого внимания. Его глаза прикованы к хрупкому обнаженному тельцу, свисающему с креста. На обоих запястьях натянутых тонких рук зияют раны, на столешнице алтаря под ними растекается лужа крови.
И Бен начинает кричать.
23
К тому времени, как мы добираемся до фермы, я весь дрожу от холода. Дорога и холмы вокруг покрыты толстым слоем снега. Прекрасный, роскошный пейзаж. Небо цвета камня, плоское и твердое на вид, но хрупкое, как будто, если по нему ударить достаточно сильно, оно треснет, словно яичная скорлупа, обнажив черные швы вселенной. Линия горизонта плавно обтекает волны белых холмов. Голая неровная земля придает пейзажу неземной, почти райский вид.
Я бы насладился всем этим, если бы мне не было так холодно.
Ферма Хилла, как всегда, радует глаз. Крепкий и ухоженный дом обшит коричневыми панелями, на окнах синие ставни. Из трубы красного кирпича поднимается струйка дыма. Я представляю, как тепло внутри, и эта картинка так контрастирует с холодной повозкой, что меня с новой силой бросает в дрожь.
За домом расположен большой красный амбар. Его двери закрыты, чтобы уберечь скот от снега и сохранить тепло внутри. За амбаром простираются обширные поля, припорошенные снегом.
В дверях дома появляется Джон Хилл. По-видимому, он увидел, как мы подъезжаем. На нем фланелевая рубашка и вязанная шапка. Во рту у него, как обычно, курительная трубка, из которой струится дымок, такой же, как из трубы на крыше дома. Это наводит меня на мысль, что они с домом чем-то похожи, как давно женатая супружеская пара.
Я жду Грейс, переводя взгляд с амбара на дом, не зная, откуда она появится. Через несколько секунд она выскальзывает через те же двери, что и отец. Темно-зеленое платье
