Мальчики в долине - Филип Фракасси
– Иди сюда, глупыш. Хочу тебе кое-что показать.
Бэзил не двигается, но и не бежит прочь. Двери приюта близко, плюс-минус двадцать шагов. Несмотря ни на что, ему любопытно. Будь это кто-нибудь другой, а не Саймон, он бы послал его подальше и со всех ног бросился к зданию.
Но Саймон никогда не обижал его. Ни разу.
– Что там у тебя?
Саймон улыбается еще шире.
– Садовый уж! Минимум три фута длиной. Мы загнали его в угол сарая. Иди взгляни на…
– Кто мы? – перебивает его Бэзил.
Сам того не осознавая, он делает пару шагов к сараю. Он любит змей, все это знают. Конечно, это странно, учитывая, что он такой трусишка. Его пугают темнота, отец Пул, громкие звуки, ветер, отец Уайт, одиночество… И все же он просто обожает змей. Даже змей в Эдемском саду – за личиной которого скрывается Сатана – любимый библейский персонаж Бэзила. Хотя священникам он в этом не признавался…
– Здесь только мы с Терренсом. Тебе же нравится Терренс? Он загнал тварь в угол, а я вышел, чтобы найти что-нибудь, куда его можно посадить. Мешок или что-то вроде того. А тут ты идешь. Может, ты нам поможешь. Идем! Взгляни на него, пока он не уполз.
Бэзил продолжает медленно приближаться к Саймону, любопытство и желание увидеть змею перевешивает внутреннее чутье на опасность. И, кроме того, что с того, что его обманывают? Его обманывали много раз. Но если Саймон говорит правду, то там действительно может быть садовый уж длиной в три фута. И, боже, он был бы счастлив взглянуть на него. Может быть, даже оставить себе в качестве питомца.
– Как он выглядит?
В глазах Саймона вспыхивают искорки, и он кладет руку на дверь.
– Черный, с белой полосой во всю длину. Он просто нечто. Идем.
Бэзил уже в нескольких метрах от сарая. Он пытается рассмотреть что-то сквозь узкую щель между дверью и прогнившей рамой.
Не произнося больше ни слова, Саймон открывает дверь и заходит внутрь. Во тьму.
Бэзил на мгновение замирает, его терзают сомнения; он смотрит на дверь так, словно ответы на все жизненные вопросы вырезаны на ее ободранном, выцветшем дереве. Внезапный сильный порыв ветра продувает его тонкую одежду. Он дрожит.
Тук-тук… тук… тук…
Он делает еще два шага и кладет руку на дверь. Она перестает биться о раму, нестройный ритм временно нарушен.
– Только без шуточек, – говорит он, не зная, слышат они его или нет.
Он слышит, как кто-то хихикает, и уже собирается отпустить дверь, повернуться и убежать, когда снова раздается голос Саймона, откуда-то из глубины.
– Ну же, Бэзил. Змея правда здоровская. Может, мы позволим тебе придумать ей имя. Как ты хочешь ее назвать?
Бэзил открывает дверь. Внутри кромешная тьма. Он не видит ни Саймона, ни Терренса, и уж точно никаких змей.
– Вы где?
– Заходи скорее! – торопит его чей-то голос. Терренс? – Хочешь, чтобы она уползла? Закрой дверь.
Голос такой настойчивый, что Бэзил повинуется. Он быстро заходит внутрь. Ветер захлопывает за ним дверь. Он протягивает руку в темноту, осторожно делает шаг вперед, продвигаясь вглубь большого сарая. Здесь так темно, что он едва видит свою вытянутую руку и боится наткнуться на что-нибудь острое.
– Я вас не вижу! – чуть не кричит Бэзил и только сейчас осознает, что натворил, в какое положение сам себя загнал, словно проснулся и обнаружил, что ходил во сне. Он поворачивается, чтобы уйти.
Какой же идиот!
Скорей бы на улицу, а там он побежит со всех ног в приют, вернется в их спальню. В свою безопасную теплую постель. Он дождется, пока не вернется Питер, и заставит его выслушать. Заставит его понять, что происходит. Увидеть то, чего он сам не видит.
– Я ухожу! – кричит Бэзил в темноту, с удивлением заметив, что у него текут слезы.
– Бэзил! Подожди!
Бэзил оборачивается, взвинченный, испуганный и злой.
– Что?!
Теплая рука сжимает его запястье и с силой втягивает в мир оживших теней и шаркающих ног. На него наваливаются со всех сторон.
Новые и новые руки хватают его, дергают, тянут вниз.
Он кряхтит и сопротивляется. Вокруг него слышится тяжелое дыхание и смех. Он уже готов закричать, как вдруг что-то шершавое обхватывает его шею – и он больше не может кричать.
Он не может даже дышать.
– Прекратите… – хрипит он.
Пожалуйста, перестаньте, мне больно!
Бэзил чувствует тяжесть на руках, словно кто-то прижимает коленями его запястья. Он не может пошевелиться. Горло горит.
Он чувствует, как с него срывают одежду. Холодный воздух касается его ледяными пальцами.
Что-то острое пронзает его кожу…
Ему хочется молить о пощаде. Хочется просить прощения, просить, чтобы они больше не издевались над ним, чтобы прекратили и оставили его в покое.
Я никому не скажу. Обещаю, никому не скажу. Просто, пожалуйста, перестаньте, пожалуйста, пожалуйста…
Но он не может говорить, а значит, не может ни о чем просить.
И не может кричать.
И они не прекращают.
21
Джонсон в одиночестве сидит за столом. Подальше от стола священников. Подальше от детей. Крайне редко к нему за трапезой присоединяется Карл, старший повар, живущий в домике к западу от здания приюта. Он грузит Джонсона историями об охоте, о том, как правильно разделывать и коптить самых разных животных, на которых Джонсону совершенно наплевать. Но по большей части он сидит один. Затаившись в углу, как пес. Однако бдительности он никогда не теряет. И всегда слышит зов хозяина.
Даже сейчас он наблюдает, как этот дряхлый старый дурак, отец Уайт, проводит осмотр. Курам на смех. Уайт не смог бы разглядеть грязь под ногтями даже сквозь увеличительное стекло. Старик почти слеп на один глаз, а другим не увидит даже стену сарая с десяти шагов.
Джонсон усмехается. Какое ему дело? Пусть мальчишки едят грязными руками. Подхватывают заразу. В любом случае не помешала бы чистка рядов. Сирот чертовски много. Слишком много голодных ртов. Несколько лет назад в приюте жило всего двадцать мальчиков. Чудесные времена. Много места, много еды. А теперь здесь целая толпа разинувших рты придурков. Им всего не хватает. Не хватает еды. Не хватает дисциплины. Не хватает священников, которые обучали бы их и заботились.
Но что еще хуже, теперь, когда суровая зима не за горами, им повезет, если…
– Отец Пул? – Из центра обеденного зала доносится дрожащий голос Уайта, он стоит, взволнованно потирая руки. – Кажется, не хватает одного мальчика.
Джонсон поднимается на ноги. Его взгляд падает на
