Мальчики в долине - Филип Фракасси
За тонким оконным стеклом беззаботно свистит ветер. Две фигуры пересекают пустой двор, их мысли наполнены смертью.
20
Бэзил ненавидит уборную. Он ненавидит ее летом, когда жарко и густой зловонный воздух кишит мухами. Он ненавидит ее зимой, как сейчас, когда ногам и заднице становится очень холодно, а хлипкие стены, продуваемые холодными ветрами, скрипят и пугают его в самый неподходящий момент. Липкие ледяные пальцы проскальзывают сквозь трещины, вылезают из выгребной ямы, и остается лишь сделать дела по-быстрому. Однажды он так испугался (было темно, ветер завывал так ужасно, что стены сотрясались и потрескивали, как будто в них ломились дикие звери), что поторопился и наложил в штаны. От него так сильно воняло, что Питер заставил его принять ванну, а сам отдраил его испачканные брюки водой с мылом. Он так и не забыл о том случае, хотя с тех пор почти два года прошло.
Мальчики и так над ним насмехаются, так что без разницы.
Однако в последнее время все было не так уж плохо. За этот год у него появилось несколько друзей. Хорошо, что он больше не новенький и стал взрослее. Кроме того, старшие мальчики защищают его и не дают в обиду. Поэтому он любит Питера и Дэвида как старших братьев. Питер ему почти как отец. Странно так думать, но это правда. Кроме того, когда-нибудь Питер станет священником, а значит, отцом.
Бэзил хихикает: ему нравится эта игра слов. Он заканчивает свои дела и встает с деревянной доски с гладким, заляпанным дерьмом отверстием в центре, темным порталом в яму внизу. Напевая себе под нос, он достает из ведра свежий початок, вытирается и бросает его в отверстие. Завязывает брюки и топает ногами – раз, два, – чтобы разогнать кровь. Он рад, что к нему никто не присоединился. В доске есть еще два отверстия, но он терпеть не может делить уборную с кем-то еще. К тому же это отвратительно, особенно если твоим соседом оказывается Финнеган, который много пукает, или Иона, который постоянно над ним подшучивает, пока он пытается опорожниться. Он отпускает вульгарные шутки и смеется над его размером.
Он ненавидит Иону. И ненавидит, когда его дразнят.
А в последние дни стало только хуже.
И дело не в насмешках, а в чем-то более жестоком.
И даже опасном.
Прошлой ночью, когда большинство детей спало, несколько мальчиков собрались в дальнем углу комнаты и тихо разговаривали. Они сидели всего в нескольких футах от его кровати, и хотя он слышал их шепот, но притворился спящим.
Они обсуждали ужасные вещи.
Греховные.
Наверное, они догадались, что он притворяется, потому что Сэмюэл начал говорить громче, словно хотел, чтобы Бэзил расслышал каждое слово.
– Когда мы покончим с остальными, я хочу добраться до малыша Бэзила. Я хочу убить этого маленького засранца. Задушить его.
Все рассмеялись, а Бэзил в ужасе крепко зажмурил глаза. Откуда им знать, что он не спит? Они просто надеялись напугать его, заставить открыть глаза, чтобы потом напасть в темноте.
После Сэмюэла заговорил кто-то еще, Бэзил не узнал, кто именно. Он подумал, что это мог быть Саймон, но надеялся, что нет. Саймон всегда был добр к нему, и он друг Питера. Он молился, чтобы это был не Саймон.
– Я бы вспорол ему брюхо, – сказал этот голос. – Вспорол бы брюхо и поиграл его кишками.
Остальные одобрительно зашептали, а Бэзил по-прежнему молчал. Он старался дышать ровно и не открывать глаза.
После этого они перестали говорить о нем, может быть, поверив, что он действительно спит, может быть, им стало все равно. Они продолжили перешептываться до глубокой ночи, но голоса снова звучали очень тихо, и Бэзил не смог больше ничего расслышать. В какой-то момент он уснул.
Проснувшись на следующее утро, когда светило солнце и все мальчики вели себя нормально, он подумал, что, возможно, все это ему приснилось. Но сомнения не покидали его.
После того как он поговорил с Питером – ну, попытался поговорить с Питером, прежде чем тот уехал на ферму Хилла, – он заметил, что несколько мальчиков наблюдают за ним. Он не обращал на них внимания, как делал всегда в последнее время. Он устал от того, что к нему придираются. Устал бояться. И если бы им вздумалось подразнить его или напасть на него, он был бы готов. Он бы дал им бой.
Когда Бэзил пытается выйти, ветер сильно дергает дверь уборной, как будто гигантская рука вырывает ее у Бэзила. Ледяной ветер набрасывается на него, свирепо хлещет по лицу. Он теряет равновесие, отступает на шаг и наконец выходит на двор. Он пытается закрыть дверь, но ветер снова вырывает ее у него из рук, на этот раз с такой силой ударяя ею о стену уборной, что мальчик подпрыгивает от страха.
– Иисус, Мария и Иосиф… – бормочет он, и сердце вырывается у него из груди.
Ему не терпится вернуться в дом, может быть, найти колоду карт и разложить пасьянс. Возможно, Тимоти согласится с ним поиграть, Тимоти всегда добр к нему. Может, они подружатся.
Бэзил останавливается у колонки и нажимает на рычаг, пока ему на руки не хлещет ледяная вода. Он намыливает их тем, что осталось от грязного куска мыла, ополаскивает и вытирает холодной мокрой тряпкой, свисающей с колонки.
Его уши и щеки покалывает от холода, он весь дрожит под тощей одежонкой.
Ну и холод.
Засунув руки в карманы, преодолевая сопротивление промозглого ветра, он шагает вперед под хмурым небом. Еще только середина дня, но уже почти темно. Во всяком случае, сумеречно. Большое посеребренное солнце прячется за серыми облаками. Деревья сбросили листву, их переплетенные голые ветви словно молитвенно воздеты к небесам. Ему не по себе (а может, это страх), и он спешит в тепло, отвлекая себя мыслями о том, чем будет заниматься до конца дня. Он размышляет, не зайти ли в столовую, прежде чем подняться в спальню. Может, удастся убедить кого-нибудь на кухне приготовить ему чашку чая…
– Бэзил!
Ахнув, Бэзил оборачивается. Снежинки расплываются перед его глазами.
Кто-то стоит возле сарая с инструментами и машет ему.
– Саймон, это ты?
Саймон, закутанный в пальто, натянув шапку, кивает и улыбается.
Бэзил слышит странный звук тук-тук-тук и понимает, что это сорванная с петель дверь сарая бьется о раму.
– Чего тебе? – кричит он, не желая подходить ближе. Что-то подсказывает ему, что лучше оставаться на месте.
Тук… тук-тук… тук-тук-тук…
Саймон смотрит на дверь, потом
