Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
Душа – это шкатулка боли, в которую разрешено заглянуть немногим. Ларчик, который открывается волшебным словом «доверие». С некоторыми побитыми опытом личностями приходится его добиваться, другие же изначально подносят эту заветную коробочку к губам, узнав в тебе сочувствующего слушателя, и лишь шепчут еле слышно, самозабвенно и робко: «Посмотри, пожалуйста». В момент вскрытия ящика Пандоры, нисходящего на миг, можно ожидать чего угодно – от гордо сидящего и облизывающегося кота Шредингера[7], победившего смерть, до его жалкого облезлого трупика на дне, сожранного надеждой. Бывают, конечно, и такие случаи, что встречаешь не человека, а карикатуру ведущего «Поля чудес», который дает тебе на выбор деньги или приз в шкатулке, заранее зная, что ты падешь под натиском гула зала, требующего приз. Но, отказавшись от манящих денег, понимаешь, что вместо обещанных ключей от «Лексуса» ты глупо уставился на ананас, так как эта шляпа всегда была с двойным дном, а фокусник все время водил тебя за нос, пичкая ложными исповедями, от которых их сердце не делает сальто-мортале, и ты осознаешь, что тебя просто поимели красивой историей, рассказанной автором с той же интонацией, что и пошлый анекдот про француза, русского и немца.
С Настенькой все было по-другому. Она возникла открытой книгой жалоб и предложений, отброшенной на дальний столик неприметного питейного заведения. Чья-то жена никогда не жалела личные границы собеседника, когда дело касалось работы или надоедливых мух в виде псевдоподруг, постоянно роящихся вокруг ее доброй натуры. Поначалу, анализируя поведение будущей возлюбленной и отталкиваясь от информации, имеющейся в открытой базе данных советских ромкомов[8], ему казалось, что таким образом она вежливо указывает Димасику на его место среди кухонных психологов и прочих, павших в бою под Френдзоной[9]. Однако когда намеки на романтические чувства стали неизбежно неминуемыми, ему все-таки пришлось переосмыслить свое место в душе Насти.
В дверь мягко постучали, затем она приоткрылась.
– Я не помешаю? – Единственная сожительница Димы, не считая кошки, присела рядом. В ее руках больше не было полотенца, зато пальцы с нервной периодичностью поджимались в бессознательном наборе мудр[10], в надежде на успокоение.
– Только если ты пришла с миром и желанием помочь.
– Опять по зазнобе своей пыхтишь? Она-то хоть любит тебя?
– Я не купидон, чтобы однозначные ответы на такие неоднозначные вопросы давать, мама.
– Сказал как отрезал, да ни разу не отмерил… – заметила Людмила, с присущей ей глубокой философской задумчивостью и уайльдовской манерой менять на свой лад и ляд приевшиеся присказки и поговорки, суть которых прямолинейный Дима был не в силах уловить ввиду собственной мануфактурной испорченности. – Некоторым вообще влюбляться противопоказано. С этой лавиной бомбардировки чувствами хочется просто подойти, взять за руку и сказать: «Тише едешь – дальше будешь».
– Но я же так веду себя со всеми друзьями!
– Да потому что тебе все твои друзья нравятся. И не так-то у тебя их поэтому много.
– Помилуйте, маменька, кто-то больше, кто-то меньше…
– Интересная иерархия проституции души.
– Я просто инвестирую в свою следующую жизнь, как ты и учила! Представляешь, сколько людей мне будут кармически должны?.. Я стану Creme de la Creme[11] колеса Сансары – буду буквально в шоколаде.
– Если только перекрасишься в блонд… Попробовал бы ты лучше с него соскочить, а то если век на этом неуемном колесе обозрения провести – запросто на нервной почве проявится морская болезнь.
– С каких это пор такой низкочастотный недуг из классификации заболеваний смертных распространяется на железяки?! Ты мне лучше скажи, как это у вас называется, когда внутри распирает от желания обволакивать все пространство вокруг бескорыстной добротой?
– Тебе медицинскую справку на этот счет выдать или опять будем дух Ожегова призывать? На мой взгляд, это маниакальный эпизод. Но если такие высокие чувства связаны с приездом Настасьи, то, скорее всего, любовь. Может, не такой уж ты и дефектный. Так дело пойдет, Настюха из тебя человека сделает, как когда-то сумел труд сделать человека из обезьяны! И сбудутся мои самые заветные мечты. Ну, если она еще и цветочек аленький добудет. Ладно, ладно, не заводись. Все нормально у вас с ней будет. И чего плохого в том, что она старше тебя почти на декаду?.. – спросила Люда больше себя, чем собеседника. – Не забудь поставиться на зарядку. Завтра у тебя важный день. Как и любой другой на самом деле: карпе дием, мементо мори, вени-види-вичи… Ну, ты знаешь.
– Это что это сейчас там про карпов и Диму было? И какой это у них момент у моря? Можно без обзывательств спокойной ночи пожелать, а?..
– Сладких снов, Димочка.
В квартире наступила всеобщая перезагрузка.
Глава 15
Кот Изначальный
Я плыл в обнимающем тела и души пространстве и видел течение лет. Века и тысячелетия прошли с тех пор, как я вызволил человечество из цепкой хватки Древнего Змия. И все же отголоски чудовища и поныне блуждали меж людьми, искушая их и ломая, перетирая в пыль и развеивая по ветру, не гнушаясь ни грубым прямолинейным кромсальником мнимой правды, ни сладостным ядом задушевной лжи, играя на бессмертных пороках, тенями ползущих сквозь неохватный сад человеческих душ, и на самом чистом и светлом, что есть в человеке, на каждой ноте его добродетели.
Как теперь я помню нашу первую встречу. Это случилось в то незабвенное время, когда люди, облаченные в белые одежды, дышали в такт со Вселенной. Еще слишком немногочисленные для нужды и распрей, они мирно жили частью природы и мироздания. Тогда и появился на свет тот, что однажды поверил и полюбил вопреки, разбив хрупкий лед всеобщего равновесия, и навсегда сплел мою судьбу и судьбы моих потомков с тысячами судеб Человечества. Тогда я еще не вел счет времени, лишь отрешенно наблюдал за ходом событий, пропуская сквозь себя мириады импульсов и исходов.
