Девять жизней октября - И. Ф. Сунцова
– Доброе утречко. Как спалось? – спросила Лиля, как только Женя поставил ее на ноги.
– Чудесно! – радостно вскричал Женя, устраиваясь за квадратным кухонным столом, за которым едва умещались двое.
«Какое восхитительное чувство в груди! Так, наверное, и выглядит любовь?.. Меня никто никогда не любил!..» – последняя мысль пришла ему в голову как-то случайно, но теперь он смутно припомнил свою семью: отца, не бывавшего дома и все время находившегося где-то в офисе на работе; мать, погруженную в мысли о своем любимом Боге, обложенную молитвенниками, Библией и житием святых, но не замечавшую собственного и единственного сына. Он припомнил школу, свой класс, где у него постоянно происходили какие-то неурядицы; припомнил друзей, которые никогда и не были ему друзьями, а так, непонимающим его сборищем детей, ненужных своим же родителям.
Лиля накрыла на стол. Она подала яичницу с пузатым, ярко-оранжевым желтком, похожим на выпученный глаз; нарезанные дольками огурцы, на которых поблескивала крупная морская соль; стопку блинчиков, политых сгущенкой, и кофе. Женя взялся за вилку и нож, предвкушая, как сейчас разобьет желток, нарушит его целостность. Ему ужасно захотелось есть, а чуть сладковатый запах яичницы еще больше разжигал аппетит.
Как только кончика языка коснулся маленький кусочек черного хлеба, намазанного желтком, запах, прежде пробуждающий чувство голода, превратился в тухлый запах, словно эта яичница пролежала без холодильника целую неделю. Женю затошнило, его вкусовые рецепторы, его желудок взбунтовались, и он едва сумел прожевать и проглотить еду, на которую организм тут же отозвался еле сдерживаемым рвотным позывом.
– Что такое? – забеспокоилась Лиля. – Невкусно?
– Нет-нет, очень вкусно! – поспешил возразить Женя и, боясь обидеть старавшуюся Лилю, через силу запихал в рот еще один крошечный кусочек яичницы, но сразу же выплюнул его обратно на тарелку.
Лиля изумленно отложила столовые приборы, взятые, между прочим, из семейного сервиза по случаю хорошего дня, и уставилась на Женю, зажимавшего рот рукой.
– Что с тобой? Яичница не понравилась? Или тебе плохо?
Женя опять хотел было ответить, что все в порядке и ничего ему не плохо, но в его голове вдруг раздался чужой, инородный голос: «Какая яичница? Дура она, что ли, яичницу тебе предлагать? Не знает, чем ты питаешься? Конечно, теперь тебе плохо!» Женя резко обернулся, выискивая глазами хоть кого-то, кто мог бы это сказать, но кухня оказалась пуста. Лиля еще больше заволновалась, в ее взгляде читалась нескрываемая тревога.
Желудок Жени скрутил лютый голод, как если бы он не ел ничего уже не первую неделю. Он схватился за живот, сгибаясь пополам. От этого голода, от нестерпимой боли, как если бы его органы начали бы резать наживую, Женя мигом покрылся горячим потом.
– Женя, что с тобой?! – Лиля вскочила, всплескивая руками. Вскакивая, она ударилась коленками о столешницу, звякнула посуда. – Мне звонить в «Скорую»?!
«Голодно? Больно? Так поесть нужно, глупый! Смотри, какая вкуснятина перед тобой! Смотри, какая тонкая шейка, а плечики какие! Ты же все еще помнишь их вкус, верно?» Женя взглянул на Лилю, чувствуя, как рот наполняется слюной. Даже отсюда он ощущал бьющуюся жилку на ее шее, даже отсюда слышал стук ее сердца в груди, разгоняющего кровь по венам. Он действительно вспомнил вкус ее кожи, вкус еще более яркий от цветочных, будоражащих сознание духов. Он вспомнил липкую, теплую, приятно обволакивающую желудок кровь.
«Нет!.. Нет!.. Я не могу! Я не могу так еще раз!»
– Я звоню в «Скорую»! – Лиля бросилась в гостиную, к телефонному аппарату. Она позвонила очень быстро (Женя слышал истеричный голос, умоляющий медиков приехать немедленно), вернулась и упала на колени рядом с ним, не понимая, что ей бы сейчас нужно бежать куда подальше.
Женя отмахнулся от нее, он едва контролировал себя, все его мысли, кроме одной – холодной, отстраненной и отрезвляющей, – плыли. «Я просто не перенесу!» Лилечка склонилась над ним чуть не плача.
– Скажи, где тебе больно! – попросила она, испуганно глядя на него.
Он хотел посоветовать ей уйти, потому что иначе больно было бы ей, но он не мог заставить себя пошевелить онемевшим языком. Когда лицо Лили оказывалось совсем близко, он едва противился желанию вонзиться зубами в ее горло, запах ее тела еще нестерпимее будоражил ноздри, он представлял это истинное наслаждение…
Он больше не мог. Он не мог противиться. Больше нет. Но и убить второй раз Лилю он тоже не мог. Он схватил нож со стола, нож, которым резал яичницу, и со всей силы воткнул себе в шею. Кровь брызнула во все стороны.
Женя не был героем никогда, и самоубийство ради любимой не входило в его планы, поэтому даже оно было совершено для себя одного. Женя убил себя не потому, что любил Лилю больше своего «я», а как раз наоборот – потому что он так любил это свое «я», что не выдержал бы, не перенес бы груза вины за повторное убийство Лилечки.
Вокруг прежде яркие, сочные краски разом выцвели, все померкло, посерело. Солнце куда-то закатилось, словно упало со своего пьедестала в бездонные глубины космоса, ошеломленное от свершившегося поступка. Лилечка растаяла прямо в поплывшем, как от знойной жары, воздухе, исчезла, будто и не было ее здесь только что, парой секунд ранее. Задыхающийся от боли Женя потянулся проверить нож в своей шее, потянулся к нему, чтобы вонзить глубже и быстрее покончить с муками. Но ножа не было. Его шея оказалась полностью цела, без единой ранки.
– Что?.. Что за черт?..
«И ты меня победил!..» – сокрушенно вскричал инородный голос в его голове.
* * *
– Я все равно их спасу, слышишь?! Я… Я стану тобой и разрушусь. Самоуничтожусь! – воскликнул робот, не теряя былую уверенность в своих намерениях.
– И как же ты собираешься это сделать? – ответил елейный голос из прекрасного далека.
– Ты состоишь из такого же набора латинских букв и чисел, что и я, а плюсы кодов в том, что их можно реплицировать и переписывать. Нас с тобой разделяют лишь цифры в (не)правильном порядке, но я подозреваю, у дедка-зачинщика найдутся нужные последовательности-ключи. И не такие, которые приходится буквально высасывать из пальца!
Судя по реакции В. К., робот попал в яблочко: еще никогда он не видел такого искреннего испуга. Дима посчитал, что если продолжить в том же духе, то можно отхватить, ведь лучшая защита от непредвиденных обстоятельств – это молниеносное и жестокое нападение, поэтому он перевел тему разговора на максимально нейтральную, насколько это возможно в подобной ситуации.
– А каким будет
