Догоняй! - Анатолий Уманский
Он даже испугался немного и, чтобы не взорваться, поскакал к мосту, размахивая руками над головой и оглашая ночь звонким криком:
Сакура, сакура!
Солнце светит в синеве!
То ли дымка на горе,
То ль клубятся облака!
В вышине, среди звезд, ликующе захохотал отец, вместо трамвая оседлавший кита, и звонко засмеялась сидящая рядом кондуктор Эйко, и Акико в руках у папы улыбнулась беззубым ртом.
Сандалии звонко процокали по мосту, сердце скакало в груди. Наверное, он все-таки слишком быстро бежал: в глазах замелькало багровое зарево.
– Мамочка! Юми! Сакура! Сакура зацве…
Слова застряли у него в горле. Сердце подскочило, а потом камнем ухнуло куда-то в низ живота. Он остановился как вкопанный, разинув рот и глядя на лачугу, охваченную огнем. Языки пламени с ликующим треском катились по стенам и уже плясали на крыше, дрожащим заревом разгоняя темноту.
– А… а-а… – затянул Джун. – А-а-а-а-аааааа…
Дверь, подпертая толстым дубовым брусом, содрогнулась от удара. И еще раз. И еще. Должно быть, мама бросалась на нее всем телом.
Сквозь треск огня пробился тоненький плач Юми.
Птичка томится в неволе…
– МАМА! – заорал Джун в отчаянии. – ЮМИ!! МАМОЧКА!!!
– Джун?! – взвизгнула мама хрипло. – Джун, спаси нас!
Он сделал несколько шагов вперед на дрожащих ногах, но высокая тонкая фигура возникла из темноты и заступила дорогу. Атомный Демон, воскресший из мертвых, стоял перед ним с мечом в руке, облитый багряным заревом. Рот был сжат в тонкую нитку, глаза мерцали.
Но будь Тэцуо даже и настоящим демоном, он бы не смог остановить Джуна. Сломя голову мальчик рванул к лачуге.
Тэцуо, шатаясь, ринулся навстречу, держа руку с мечом на отлете. Он двигался скованно, словно марионетка, и когда его рука взметнулась к плечу, чтобы одним страшным ударом развалить тело Джуна от ключицы до ребер, тот успел упасть навзничь. Лезвие рассекло над ним воздух, обдав лицо ветерком. Тэцуо закричал от досады и вскинул меч острием вниз, собираясь пригвоздить мальчика. Джун извернулся ужом, и син-гунто воткнулся в землю.
– Горячо! – ревела в лачуге Юми. – Мамочка, горячо!
Кто же выпустит ее?
Джун лягнул Тэцуо обеими ногами, попав под коленку; тот с воем отшатнулся. Мальчик вскочил, подхватив пару горстей земли, и когда Атомный Демон снова взмахнул мечом, собираясь раскроить ему голову, швырнул их в ненавистное лицо. Тэцуо взвыл, схватившись за глаза; Джун со звериным криком кинулся на него.
Они покатились по берегу. Крики матери и сестренки придавали Джуну сил; Тэцуо явно находился на последнем издыхании. От его тела, извивающегося в объятиях Джуна, разило лихорадочным, болезненным жаром. И еще запахом гноя и крови, запахом смерти.
Он был бешеной собакой, околевающей, но опасной, одним из кровавых псов, о которых писал Синдзабуро, и как бешеную собаку его следовало уничтожить!
Рыча, Джун рванулся к его горлу. Тэцуо закрылся рукой с мечом. Мальчик впился в нее зубами и рвал, рвал жилистое запястье, чувствуя, как рот наполняется железным привкусом крови, рвал, пытаясь добраться до вены или хотя бы заставить противника выпустить меч.
Тэцуо с воплем выдрал руку, оставив в его зубах приличный шматок собственной плоти. Рукоять меча врезалась Джуну в голову, в мозгу взорвалась вспышка. Обливаясь кровью, мальчик повалился наземь.
Тяжело дыша, Ясима с трудом поднялся. Кровь ручьем лилась из разорванного запястья, заливая цубу меча, глаза гневно сверкали на измазанном землей лице, рот перекосила злобная усмешка. Он перехватил рукоять син-гунто другой рукой.
– Пожалуйста, – прохрипел Джун, – отпусти моих маму и сестренку. Они тебе ничего не сделали.
– Ты выбрал сторону тех, кто заживо сжег моих сестренку и маму, – тихо сказал Тэцуо. Он больше не улыбался. – С какой мне стати щадить твоих?
– Тогда убей меня первым, сволочь! – завопил Джун, приподнявшись на локтях.
– Я не стану убивать тебя, Серизава. Руки только отрублю, чтоб не смог отпереть дверь. Одну за Кенту, другую за Горо. Будешь смотреть, как твои мамочка и сестренка сгорают заживо. Как сгорели мои!
Джун завыл в отчаянии.
Тэцуо поднял меч. Лезвие сверкнуло, поймав огненный блик…
И тут время остановилось, будто налетев на незримую преграду. Языки пламени замерли в небе, над ними светлячками повисли искры. Замер и Тэцуо с занесенным над головой мечом.
Джун и сам не мог ни пошевелиться, ни даже моргнуть.
Что за чертовщина?
Внезапно сила, что кипела в нем, вырвалась на свободу с треском и грохотом. Он увидел белую вспышку, ослепительный «пикадон», и в этой вспышке мир рассыпался мириадами дрожащих, словно бы карандашных штрихов, чтобы спустя мгновение вновь собраться уже в чуть ином порядке. Время возобновило свой бег, пламя снова рванулось к небу. Но что-то было иначе, и Тэцуо тоже это почувствовал. Он попятился, приоткрыв рот, рука с мечом повисла вдоль туловища. Другую руку он выставил перед собой, заслоняясь от Джуна.
– Что это было?! – заорал он, срываясь на визг. – Что ты сделал, Серизава?!
И тогда, отвечая на вопрос Тэцуо, что-то поднялось из реки позади него.
Оно выхлестнулось из воды, все в кипящей пене, в клочьях зеленых водорослей, толстое, как буковый ствол, длинное, как пожарная кишка, чернильно-скользкое и бесконечно, чудовищно древнее. Взметнулось чуть не до самых звезд и с шипением устремилось вниз, распахнув пасть, усаженную рядами зубов-ножей. Огромные глаза горели во мраке, точно огни семафора.
Кто там за твоей спиной?
Глаза Тэцуо расширились. Он еще только поворачивался, разевая рот, когда острые зубы вонзились в него и вздернули его в небо. Сдавленный вопль захлебнулся, потонув в утробном довольном рокоте чудовища. Треск лопающихся костей походил на щелчки петард. Атомный Демон беспомощно задергал ногами, как лягушонок в пасти змеи. Меч просвистел в воздухе и воткнулся в землю, дрожа рукоятью; рука Тэцуо, срезанная в локте, будто огромными ножницами, повисла на ней, прежде чем соскользнуть и упасть на песок ладонью кверху. Окровавленные пальцы еще слабо шевелились, словно лапы перевернутого краба.
Водяной динозавр, точно такой, каким Джун изобразил его для лейтенанта, запрокинул голову. Белесое лягушачье горло, усеянное
