Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
– Как там наш великий музыкант? – спросила жаба. – Требовал что-то неординарное? Гребешки в соусе или проституток?
– Не требовал. Нужно в одиннадцать за ним заехать, проводить к площадке фестиваля. Потом на репетицию. Спокойный человек.
Жаба кивнула, внимательно разглядывая Надю. Сейчас скажет, что слышала историю про ночной вертеп в отеле, почти обнаженного Моренко, курево и алкоголь и все такое. Но она промолчала и вышла из кабинета. Сразу стало легче дышать.
Бывают же такие люди, в присутствии которых даже воздух вокруг становится спертым.
В кабинете было жарко, прозрачные занавески не спасали, а окно выходило как раз на солнечную сторону. Слабенький кондиционер едва гудел, и Надя, пока возилась с приказами, поняла, что если не выскочит на улицу выпить кофе, то уснет прямо за столом. Все тело сделалось ватным, податливым, а еще новая мелодия Моренко навязчиво лезла в уши.
Определенно, нужно развеяться.
Она собрала документы в папки, вышла из кабинета в коридор. Дверь в кабинет напротив была открыта. Ранников сидел за столом, пялился в планшет и что-то читал, шевеля губами. Белая рубашка покрылась темными пятнами пота, лицо тоже вспотело.
– А, Надьк, – буркнул он, на мгновение оторвавшись от планшета. – Прекрасно выглядишь. Что там у тебя?
– Приказы. Жаба притащила. Тебе нужно подписать, это все про фестиваль.
– Проклятый фестиваль. Проклятая жаба. Подведет меня под расстрел. – Он говорил без интонаций. Просто констатировал. – Положи вон туда. Доберусь попозже. Как там наш музыкант?
Все сговорились, что ли?
– Сходит с ума, – сказала Надя, укладывая папки на край стола, к другим таким же. – Вызвонил меня ночью. Я думала, хочет покончить жизнь самоубийством, а он просто новую мелодию написал. Дал послушать. Представь, я прилетела в два часа ночи в отель, а он там в одних трусах, с сигареткой, нажрался в хлам.
– В трусах, говоришь? – Ранников посмотрел на Надю внимательно, нахмурив брови.
– Ага, и еще пустых бутылок тьма…
Она рассказала обо всем, что происходило в номере, отметив, как меняется выражение лица Ранникова. Быстро догадалась, что это значит, но не остановилась, пока не закончила. Потом спросила:
– Ревнуешь, что ли?
– Надьк. Ну что ты. К старику-музыканту? Ты на таких не велась никогда.
– А если возраст такой, что поведусь? – Она не хотела уколоть, но не удержалась. Это от недосыпа.
Ранников нахмурился сильнее. Мягко отодвинул планшет в сторону.
– Если тебе не нравится с ним общаться, могу перевести на кого-нибудь. Сложно, но выполнимо. Ты же знаешь, я для тебя все сделаю. Только скажи. Снимем бремя, так сказать. У тебя и так дел вагон.
– Так вроде не на кого переводить. Мы с тобой в одной лодке. Пережить нужно, да? – Она наслаждалась моментом его ревности. Такой Ранников ее возбуждал. – Не переживай. Мы этой ночью нашли общий язык. Мне даже кажется, что Моренко действительно гений. Он такую музыку написал, закачаешься. До сих пор не отпускает.
Ее всегда забавляли резкие перепады настроения Ранникова. Вот он спокойный и деловой, а вот уже ревнивый и буйный, готовый влезть в драку, перевернуть горы, ну или просто поорать. Схватил ручку, стал нервно крутить ее пальцами.
– Гений, говоришь. Ну хорошо. Ну ладно. В одних трусах. Ага. И долго вы с ним сидели?
– Около часа. Не выспалась вот. И он тоже, наверное. – Надя посмотрела на часы. – И скоро пора к нему ехать. Попросил отвезти к реке, где будет фестиваль.
– Зачем?
– Я не интересовалась.
– Верно, не до этого же было…
– Ты злишься почему-то? – наивно поинтересовалась Надя. Тут же решила, что пора заканчивать. В конце концов, он ведь не сделал ничего плохого, чтобы вот так его распалять до бесконечности. – Не переживай. Чисто деловые отношения. Ты прав, он старый и неинтересный. Не люблю творческих людей, в них много непостоянства.
Надя даже подошла ближе и мимолетно коснулась губами вспотевшей щеки Ранникова.
Он тут же остыл. Или сделал вид, что остыл.
– С ума тут сойду со всеми вами. Приглядывай, пожалуйста, за Моренко, но вот среди ночи не нужно ездить. Не твоя забота, что он там вытворяет. Ох уж эти звезды.
– Не поеду больше, обещаю.
Уже на улице, купив кофе в киоске возле администрации и спрятавшись в тени от палящего солнца, Надя подумала почему-то о жене Ранникова. Ревнует ли он ее к кому-то? Осталась ли ревность? Впрочем, долго размышлять об этом не хотелось, потому что в груди зарождался привычный уже комочек злости. Надя села на скамейку, закрыла глаза и позволила себе просто ни о чем не думать.
Моренко встретил ее на ступеньках отеля. От того Моренко, ночного, не осталось и следа. Утренний был гладко выбрит, причесан, прилично одет, в белую рубашку и джинсы. От него пахло не сигаретами и перегаром, а приятным тонким ароматом туалетной воды.
Приметив Надю еще издалека, Моренко заулыбался и поспешил к ней навстречу.
– Как я рад вас видеть, – начал он. – Признаться, думал, что после ночного происшествия вы ко мне на пушечный выстрел не подойдете.
– Ну нет. Что ж такого… – Надя засмущалась, прежде всего собственных утренних мыслей, когда действительно всерьез думала о том, чтобы больше с музыкантом не связываться. – У всех бывает. У меня вон депрессия непроходящая лет пять.
– Из-за чего? Если вопрос неуместен, прошу простить.
Они обогнули отель и вышли на набережную. Людей было полно, сновали самокатчики, дети на велосипедах и влюбленные парочки. Чудесное солнечное лето никто не хотел отпускать просто так.
– Разное, – отмахнулась Надя. – То одно, то другое.
– У вас есть муж? Дети?
– Вот теперь точно неуместно. Но нет. Бобылем, как говорится, живу. А у вас? Ну, то есть я читала, конечно, но не понимаю, сейчас вы как? В отношениях?
Моренко почему-то рассмеялся.
– В моем-то положении? Нет, тоже бобылем. Мне, милая моя, нельзя.
– Что нельзя? Жениться?
– Ага. Образно выражаясь. Есть, скажем так, моментики.
– Я не понимаю. Возраст? Контракт какой-то?
– Хотите мороженого? – Моренко бросился к ближайшему киоску, купил два рожка клубничного мороженого и два стаканчика холодного кваса. Долго возился с мелочью. – Вчера вы мне, а сегодня я вам. Услуга за услугу. В моем детстве тут тоже торговали чем-то. Семечки точно были, сигареты. Вон там стояли такие здоровенные аппараты с газировкой. Подходишь, кидаешь монетку, и в граненый стакан наливается шипучка. В сто раз вкуснее настоящей. И еще можно было спуститься прямо к реке, сесть на траву, лузгать семечки и смотреть на воду. Тишина. В