Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
Пошатываясь, Моренко подошел к окну, перебрал разноцветные электронки и затянулся фиолетовой. Ветер шевелил занавески, разгоняя сладковатый дым по номеру. Надя вышла из ванной, на ходу складывая халат.
– А второй?
– Утонул, – повторил Моренко. – Все тонут, представляете? Марк, дружище, в двухтысячном познакомились, как сейчас помню, в Омской филармонии. Он не музыкант, а из администрации. Прекрасный человек. Жена, четверо детей. Последние двадцать лет организовывал все мои концерты. Тяжело, знаете, организовывать, когда тебя постепенно забывают. А он справлялся. Плевал на все, на капитализм этот, на аренду, рекламы и справлялся. При нем всегда полные залы.
Моренко помолчал, глядя в ночь.
– Он помогал, как никто. Близкий друг. У меня почти не было друзей… Три недели назад в собственной ванне захлебнулся. Ушел полежать и больше не вышел. Жена забеспокоилась минут через сорок, но было уже поздно.
– Ужасная смерть, – пробормотала Надя.
– Верно. Два друга за полгода. Главное, я же знал, что так будет. Люди стареют и умирают, их время проходит. Пора уступать дорогу другим. Мое время тоже подошло к концу, поэтому я здесь. Из-за друзей и из-за себя.
Внезапно оживившись, он подбежал к планшету.
– Я же вас не просто так позвал, Надя. Вот послушайте! Послушайте! Возможно, это последняя моя мелодия, кто знает? Возможно, она не просто так оказалась в моей голове!
Моренко прибавил громкость, и номер заполнила тягучая медленная мелодия. Надя разобрала скрипку, ударные, гитару, но инструментов было больше. Они наслаивались друг на друга, что-то выходило на первый план, что-то почти замолкало, но продолжало играть на заднем фоне.
Надя застыла, нырнув в мелодию, как под воду. Не сама нырнула, а ее бросили туда – резко и безжалостно. С головой.
Перебор струн. Мягкие нажатия клавиш. Духовые. Она мысленно представила оркестр, играющий только для нее, в этом небольшом номере, в замкнутой акустике. А звуки – это волны, поднимающие в воздух, покачивающие, расслабляющие. Ноги подкосились, и Надя села на ковер. Моренко сел рядом. Запах перегара и сигарет удивительным образом смешивался с мелодией и дополнял ее. Волосы на груди у Моренко были курчавые и седые. Наде захотелось погладить их. Капли пота скопились в ложбинке под кадыком.
– Прекрасно? – спросил Моренко, глядя ей в глаза, как гипнотизер на представлении.
– Прекрасно, – выдохнула Надя.
Мелодия заставила ее вспомнить о подруге Лене, которая осталась в Ярославле. Они вместе жили в общаге университета, потом снимали двушку на Ленина, потом разбежались, когда Лена познакомилась с будущим мужем, а Надя замутила с Владленом. Лена развелась через несколько лет, и они снова жили вдвоем, заливая девичье горе шампанским и вином чуть ли не каждый вечер. Потом в жизни Лены возник второй будущий муж, и тот брак длился до сих пор, и Лена была вроде бы счастлива, хотя Надя давно не интересовалась, как у нее дела. Кто же интересуется делами, когда человек счастлив?
Мелодия играла на струнах ее воспоминаний, окрашивая их в теплые тона ностальгии. Наде захотелось выпить, она поймала себя на том, что ощупывает взглядом полупустую бутылку коньяка, оставшуюся на столе у зеркала.
Моренко убрал звук, и Надя будто резко вынырнула из-под воды. Глубоко вздохнула, потом еще раз. Пересохшие губы сделались шершавыми.
– Вы гений, – пробормотала она.
Моренко грустно улыбнулся и положил планшет экраном вниз на кровать.
– Что вы почувствовали?
– В каком смысле?
– Ну вот сейчас, когда слушали мелодию. Какие ощущения, эмоции, воспоминания? Что-то же сработало, да?
Еще как сработало.
– У меня была подруга, – сказала Надя. – Она любила повторять, что жизнь одна и ее надо прожить по полной. Ничего не оставлять. Как будто это бутылка вина, которую пьешь до последней капли.
– Так.
– Мы с ней обошли все бары и ночные клубы Ярославля. Впутывались во все приключения на свете. Чего только не было… Потом она удачно вышла замуж, родила, и настал момент, когда мы перестали общаться. Так часто случается. Я уже о Ленке и не вспоминала несколько лет. А сейчас слушала мелодию и вспомнила. И знаете, это было светлое воспоминание о прошлом, теплое. Но вместе с тем горькое, как любая ностальгия.
– Почему горькое?
– Мне кажется… – Надя запнулась, собираясь с мыслями. – Когда Ленка говорила, что хочет прожить полную жизнь, до дна, она не имела в виду брак, рождение ребенка, квартиру. Она хотела чего-то более яркого. Нет, семья – это тоже круто, не спорю. Но значение в другом. Смысл другой. Ленка как будто споткнулась на пути к какому-то определенному счастью, а потом свернула к другому.
– Про себя вы так же подумали?
Она кивнула.
– Я тоже споткнулась где-то. И свернула. Не знаю даже, что там за поворотом. Такая вот мелодия у вас. Навевает всякое.
– Вы хороший человек, Надя, – сказал Моренко. – Простите, что позвонил. Вы, должно быть, подумали, что я собрался покончить с собой, но это не так. Мне просто страшно. В первую очередь оттого, что я оказался здесь. Не могу напиться до беспамятства, не получается. Приходится терпеть. А я не люблю этот город. Ни за что бы не вернулся, если бы не мои погибшие друзья…
– Понимаю.
Ни черта она не понимала. Мелодия все еще кружилась на задворках сознания, и ощущение ностальгии сменилось ознобом настоящего.
Надя осмотрела номер. Вроде стало чище. Хотя она ведь не убираться сюда приехала.
– Приезжайте завтра часам к одиннадцати, – попросил Моренко. – Съездим к реке. Если вы не против. Посмотрим.
Она хотела ответить, что не может отказаться, но вместо этого просто кивнула и направилась к выходу. Колотило в затылке. Внезапно очень захотелось спать. На часах – половина четвертого.
– Доброй ночи, – сказал в спину Моренко.
– Доброй ночи, – ответила Надя и вышла в коридор.
Глава четвертая
Жаба положила на стол перед Надей несколько папок-скоросшивателей.
Как быстро вешаются ярлыки. Не Галина Сергеевна – а жаба. Вот так сразу и не обычный сотрудник администрации, а что-то противное, скользкое и враждебное.
– Здесь приказы на выделение средств по организации фестиваля, – сказала жаба. – Разберите, подготовьте Ранникову, милочка. До обеда. И не хлопайте глазищами, тут ничего сложного нет.
Надя, конечно, не выспалась. Была помятая и уставшая, хотя
