Сефира и другие предательства - Джон Лэнган
«Невыносимая близость воздушных шаров мистера Данна». Идея написания этого рассказа возникла из приглашения южноафриканского литературного критика и обозревателя Ника Геверса составить вместе с Джеком Данном антологию рассказов, действие которых происходит в XIX веке. Я связал электронное письмо Ника с тем фактом, что мой первый опубликованный рассказ «На острове Скуа» использовал «клубный нарратив», лежащий в основе множества великих произведений английской художественной литературы конца восемнадцатого века (а также, что менее очевидно, работ Генри Джеймса), в то время как в моем втором рассказе использовался жанр эпистолярного повествования, также бывший в моде в то же время (и так же, на этот раз более явно, в творчестве Генри Джеймса). Не знаю, прочел ли он мой первый роман «Дом окон», в котором немало внимания уделено Диккенсу, но если прочел, то это стало еще одним обусловливающим фактором.
Забавно: за то время как я публикую произведения в жанре ужасов, меня в определенной степени стали ассоциировать с более старыми традициями в этой области, в том числе с традициями Диккенса, Генри Джеймса и М. Р. Джеймса. Эта ассоциация приятна и лестна мне. Тем не менее ко всем этим мастерам я пришел в своей писательской жизни позже, мои ранние влияния были более современными: Стивен Кинг, Питер Страуб, Стэн Ли и Марв Вольфман. Учитывая то, что я продолжаю ценить и увлекаться творениями Генри Джеймса, а также мой возрастающий интерес к обстоятельствам его жизни (последнему способствовали работы ряда прекрасных биографов, в том числе Леона Эделя, Фреда Каплана и Линдалла Гордона), идея написать историю, в которой Джеймс или некто его напоминающий мог бы выступить в роли главного героя, показалась мне особенно привлекательной. (Я не слишком надеялся, что мне удастся достичь «плотности» прозы Джеймса, но полагал, что смогу обойти это ограничение, используя мой «Джеймсозаменитель»). Интересно, что в данном случае у меня в голове уже сложился конкретный образ, а именно: большой воздушный шар, изготовленный из какой-то плотной коричневой бумаги, – в такую, например, мясник мог заворачивать отрубленные куски мяса. И я был почти уверен, что шар покрывали некие письмена и он был одним из нескольких подобных изобретений. Я не знал, какую значимость имеют воздушные шары, и передал свое увлечение ими своему главному герою, приведя его в дом, где они содержались, чтобы написать о них. Упомянув Покипси в качестве места действия, я хотел сделать больше, чем просто продолжить использование региона, который называю своим домом. Мне хотелось опереться на историю региона Мид-Гудзон как центра спиритической деятельности в девятнадцатом веке. С этим фактом я впервые столкнулся в книге Карла Кармера [84] о Гудзоне, в главе, подробно описывающей сложные загадочные видения, которые, согласно зафиксированным впечатлениям спиритуалистов, происходили в этих краях. В чреве бумажных шаров, как я понял, обитало нечто, оно содержалось как бы в заточении, и, вероятно, представляло собой то, что некоторые из тех спиритуалистов видели во время своих внетелесных астральных путешествий. У меня также был образ Джеймса из прекрасной книги Линдалла Гордона «Частная жизнь Генри Джеймса: две женщины и его искусство», в которой писатель нанимает гондолу доплыть до лагуны, окружающей Венецию, чтобы попытаться утопить в ее водах несколько платьев, принадлежащих писательнице Констанции Фенимор Вулфсон. Эта женщина недавно умерла, возможно покончила с собой, и находилась в близких отношениях с Джеймсом. Насколько близких, можно лишь предполагать, но попытка Джеймса утопить ее платья наводит на мысль о глубине и интенсивности их связи. Не нужно обладать богатым воображением, чтобы предположить, будто Джеймса преследовали его отношения с Вулфсон, и мысль об этом заставила меня задуматься о том, какие еще сожаления и воспоминания могли мучить его. Я видел, как те странные бумажные шары подплывают поближе к нему, пока он рассказывает о них (и, возможно, в их ленивом, но зловещем движении было что-то от часового из старого сериала «Узник»). Генри Джеймс рос в